– Я…
«…Не понимаю, почему вы такие плодитесь?» – Память услужливым швейцаром воскресила ещё совсем недавние воспоминания. Гогочущая свора, молчаливо сжавшийся класс, осанистая фигурка девушки с рассыпавшимися по плечам каштановыми локонами…
«Твои родители зачали тебя, как собаки под забором, чтобы ты жил, перебиваясь работой в макдональдсе? – гулко отдавалось в голове. – Эй, я с тобой разговариваю!»
– Ничего не произошло, пап, – Потирая переносицу, ответил я. – Я в одноклассника целил, а попал случайно в неё. Пеналом. Я потом даже извинился. Но её нервный папаша выпытал, откуда у неё такой синяк и устроил в школе разборку. Говорю же, все случайно вышло…
– А твоё разбитое лицо тоже случайно вышло? – Взгляд отца стал жестким.
– Да говорю же, с товарищем повздорил, – Я отвёл глаза вбок, делая вид, что рассматриваю горшок с гортензией. – Но теперь все в порядке, пап.
– Ну что ж, – Отец откинулся на спинку дивана. – Раз случайно, так случайно. Шрамы украшают мужчин – носи на здоровье.
Больше за вечер он не сказал мне ни слова.
***
– Голову ему поднимите, – раздалось откуда-то издалека. Правое ухо было плотно «забито» пудовым кулаком Кири Лизанного, что сейчас держал мою правую руку. Левой рукой занимался Блинов, выкручивая её, как гармошку. Всё моё тело отдавалось гулкой болью, из груди нёсся болезненный стон.
…С того самого случая, целую неделю никто даже не смотрел в мою сторону. Но сегодня, уже собираясь домой, я увидел ждущую меня возле ворот братву. И сразу всё понял.
– Давай, сука! – прорычал мне кто-то на ухо, за волосы поднимая мою налитую свинцом голову. Заливавшая мне глаза кровь из разбитого виска и острая боль в затылке мешала обзору, но я и так отлично знал, кто стоит передо мной.
Копна каштановых волос и глубокие глаза цвета слюды оказались совсем рядом. Я собрался, стараясь плюнуть в красивое девичье лицо, но сил не хватило, и кровавый сгусток оказался на моей рубахе, оттягивая ото рта тягучую слюну.
Я хлюпал сломанным носом: в голове шумело, по затылку, заливаясь за шиворот, текло что-то тёплое.
– Долг платежом красен, – В глубоких светло-голубых глазах вспыхнул садистский азарт.
Удар в челюсть был коротким, сильным, а в следующую секунду, мир померк, и стоящие поодаль шакальей группкой одноклассники, и грязная подворотня за школой, и светло-голубые глаза исчезли во тьме.
Не знаю, сколько времени я так пролежал. Дождь барабанил по крышам сгрудившихся вокруг гаражей, по грязи, заливаясь мне за шиворот. Каждое движение отдавалось страшной болью. Огромных трудов мне стоило хотя бы приподняться в локте. В голове было пусто. Оттерев глаза, я осмотрелся: меня окружали всё те же задворки, погруженные в короткие ноябрьские сумерки. Попытка встать провалилась: я, как подкошенный, снова повалился лицом в грязь.
Следующую попытку я предпринял только спустя минуту, собрав остатки воли в кулак и, преодолевая тяжесть и слабость в теле, смог доползти до ближайшей, разукрашенной граффити стены гаража. Опираясь о стену, я смог подняться. Перед глазами поплыли круги, в ушах зазвенело, и я отчаянно прижался к стене, боясь, что землю вот-вот вырвет из-под ног.
Когда звон немного утих, я, всё так же держась за грязные стенки гаражей, нетвёрдою походкой направился к огням пятиэтажек, горящим вдали. Волоча перебитую ногу, меня сильно шатало, и иногда приходилось останавливаться, чтобы перевести дух.
А между тем на улицах быстро темнело, зажглись фонари, стало заметно холодать. К моему счастью, дождь стих. Проходя мимо темной витрины заброшенного магазина, я увидел своё отражение.
«Красавец», – только и мелькнуло в моей голове. Перемазанному грязью и залитому кровью, путь в метро мне был заказан. Решив срезать через парк, я остановился на берегу пруда, принявшись смывать грязь с лица, головы, одежды. Когда я более-менее привел себя в норму, повязав голову платком, то выбрался к остановке. Трамвай подъехал быстро, и вот, я уже сижу, упершись лбом в холодное стекло и ловя на себе косые взгляды пассажиров. Выйдя через пару остановок, я проковылял в арку двора. Нащупав в темноте ключи, я, шатаясь, словно пьяный, поднялся на свой этаж.
С кухни слышался стук швейной машинки и голос мамы, что-то напевающей себе под нос. Приглушенно работал телевизор.
Тихо, не привлекая внимание, я просочился в коридор, а затем в кабинет отца, где лежала аптечка. Развалив по столу всю медицинскую снасть, я потянулся за перекисью водорода, как позади раздался знакомый прокуренный голос:
– Красавец.
Я резко повернулся назад, на что тело отозвалось режущей болью. Передо мной стоял отец, изучая меня обеспокоенным взглядом.