Пронзительная трель домофона вывела каштановолосую девушку из омута воспоминаний. Встав, Стася неспешно прошла в прихожую, открывая дверь уборщице.
Та, не глядя на Стасю, разделась и с ходу принялась за уборку – ни удивления, ни ворчания по поводу творившегося в комнатах беспорядка от неё не послышалось. Впрочем, как и всегда. Пожав плечами, девушка, заварив себе чаю, вернулась в комнату.
– Оставь этот ящик, – повелительно обратилась к уборщице Стася. Та, всё так же молча, обошла перевернутую коробку стороной, принявшись собирать раскиданную по столику косметику.
Стася, поставив чашку на столик, перенесла ящик на диван.
Его содержимое в большинстве своём разочаровало девушку – старые гирлянды, шахматы и прочее из разряда «когда-нибудь пригодится».
– Это всё на помойку, – терзаясь от досады, сказала уборщице Стася. Та немо кивнула.
Собираясь отпихнуть от себя коробку, взгляд девушки случайно упал на свёрток, лежащий на самом дне. Развернув шелестящую бумагу, она увидела старого, потрепанного плюшевого зайца и мишку – знакомых ещё по старому дому.
Шлёпая босыми ногами по холодному полу, Стася шла на свет, тусклой полоской пробивающийся из-под двери отцовского кабинета. Плюшевый заяц – вечный спутник и надежный товарищ – волочился следом. Потянувшись худыми ручонками, Стася смогла дотянуться до ручки – дверь заскрипела, открылась.
Отец сидел за письменным столом, положив свою голову на согнутые в локтях руки. Усталость, нечеловеческое изнеможение наложили на образ мужчины свою печать, став, в буквальном смысле, частью его жизни. Кабинет был погружен в полумрак, светильник под абажуром слабо разгонял ночную тьму. На столе возвышалась початая бутылка виски и наполненная стопка.
– Пап, – тихонько позвала Стася. – Пап…
Не дождавшись ответа, девочка принялась дергать мужчину за ногу, что принесло результаты – что-то пробурчав, папа поднял голову, невидящим, мутным взглядом окинув комнату. Наконец, его блуждающий взор набрёл на Стасю и, щуря слезящиеся от недосыпа и алкоголя глаза, он улыбнулся.
– Ты чего не спишь, принцесса?
– Я тебя ждала, – упрямо заявила девочка. – А ты всё не шёл и не шёл…
– А где мама твоя?
– Мама по телефону с кем-то долго разговаривала, а потом куда-то уехала, оставив мне планшет, – Личико девочки нахмурилось. – А мне не нужен планшет, папа, с ним скучно. А с тобой нет. Почему тебя всё время нет?
– У папы работа, дочка, – тяжело вздохнув, мужчина подхватил девочку, усаживая к себе на колени.
– Какой ты колючий, пап! – потершись о колкую, пахнущую одеколоном отцовскую щеку, захихикала девочка.
– Да, папа у тебя не лыком шит, – Тепло улыбаясь, мужчина осторожно гладил дочку по каштановым, шелковистым волосам.
– А что значит «не лыком шит», пап?
– Это значит, принцесса, что я колючий, как ёж! И совсем не так прост, как кажусь. И ты у меня тоже самая лучшая…
Некоторое время они просидели в тишине – отец и дочь, самые близкие и одновременно самые далекие люди на этой земле.
– Кстати, а я не с пустыми руками! Смотри, что я тебе привёз… – озаренный воспоминанием, первый нарушил тишину папа.
Мужчина достал из портфеля, обшитого бархатом и плюшем мишку.
– Вот, знакомый из Америки привёз… Мягкий, с таким тепло и не страшно, – улыбаясь, и стараясь не дышать в сторону девочки, сказал он.
– Пап, – Медведь выпал из рук Стаси, упав на пол. – Зачем мне все эти игрушки, если мне не с кем в них играть?
В голосе девочки послышались слёзы и бесконечное одиночество.
– Ну что-ты, что-ты, – прижимая дрожащее тельце дочери к себе, зачастил мужчина. – Всё в порядке, тише…
– Я хотела с тобой в парк сходить…Свои рисунки показать, папа! – прижимаясь к бритой щеке отца, всхлипывала Стася. – Поиграть с тобой! Пап…
– Покажешь, конечно же покажешь! И в парк мы сходим, и мороженного я тебе куплю, и куда хочешь… – гладя своё чадо, шептал Игорь Степанович.
– Врёшь! – с яростным напором отталкивая от себя руку родителя, воскликнула девочка. – Завтра ты опять рано утром уедешь в какую-нибудь командировку!