Он глубоко презирал выродка Блинова, развязного «Лизанного» и саму Стасю с широкими садистскими замашками, но как только он хотел высказаться против, его начинал душить страх. На его неуверенности в себе отлично играла верхушка банды – самую грязную, «подай-принеси» работу вешали на Пашу. Ему претили все эти ночные клубы, а уж про стойкое ощущение чуждой ему разгульной жизни и говорить нечего. Так и жил Паша, терзаемый самим собой из-за собственного бессилия, не в силах что-либо изменить.
Он искренне соболезновал травимым, но ничего сделать не мог.
«И зачем они так издеваются над ними?» – думал он, выпуская в заволоченное тяжелыми, снеговыми тучами небо клубы дыма. – «Зачем им вообще всё это?»
Раздавшаяся со стороны клуба возня заставила Пашу отвлечься от своих мыслей. Из источников света, в переулке была только неоновая лампа над входом в клуб, да бледный свет фонарей с проспекта, который еле-еле разгонял тьму. Однако, и этого хватало, чтобы разглядеть, как кто-то возится под вывеской.
Он ускорил шаг, приблизившись – и увидел два силуэта, с особым усердием бившие глухо стонущего Блинова. Он отшатнулся, шаркнув ботинком по асфальту – один из налётчиков поднял голову.
В свете неоновой лампы мелькнула лакированная поверхность биты, испачканной чем-то темным. Паша, охваченный ужасом, попятился назад.
– Не тронь… – Незнакомец молниеносно оказался рядом – рассекая воздух, бита со всего маху огрела парня по ноге. Паша упал, болезненно и страшно вскрикнув, а налётчик уже налетал на него, мордуя ногами.
– Не надо, пацаны! Я вам ничего не сделал! – захлебываясь от страха и окруженный темнотой и паникой, заорал Паша, когда его в очередной раз приложили об асфальт. Ухватившись за ботинок нападавшего, он попытался повалить налётчика, но тут же получил по спине, разжав руки от пронзившей его боли. Разбитым в кровь ртом он судорожно вдыхал и выдыхал воздух, сжавшись в позу эмбриона.
– Оставь, – Удары прекратились. Слышно было, как шумно дышали оба незнакомца, да глухо ухала музыка в клубе.
– Это спорный вопрос, – знакомым голосом ответили ему из темноты. Трясясь, Паша поднял глаза, пытаясь в кромешной темноте рассмотреть нападавших: он определенно знал их.
– Пацаны, я не знаю, чем я вам насолил… – Отплевывая кровь, Паша поднял руку. – Не бейте…
Миг – и в глазах потемнело. Повалившись лицом в грязь, парень болезненно всхлипнул, как ребёнок. А на голову и спину ему уже сыпались яростные удары. Он уже смутно слышал, как один из незнакомцев оттаскивал другого, как сплюнув, оба они пошли на выход из переулка, в сторону проспекта…
– Погоди, ещё не всё.
– Ты чего? – недоуменно протянул я, глядя на то, как Евстафьев быстро обшаривает карманы не подающего признаков жизни, избитого в кровь Блинова.
– Око за око, – С видом судящей Фемиды мрачно ответил Коля, пересчитывая деньги подрагивающими руками. – Этот урод у моей сестры телефон сломал – куплю на эти деньги новый.
– Ну, а труба-то его тебе зачем? – Я указал на смартфон Блинова в руках Евстафьева.
Не отвечая, Евстафьев что есть силы запустил телефон в кирпичную стену, а затем, для верности, добил его пяткой.
– Вот теперь всё. Пошли выпьем.
И не дожидаясь меня, твёрдой походкой пошёл вперёд.
***
Этой ночью в Москве выпал снег. Крупными хлопья он пошёл ранним утром, за каких-то несколько часов преобразив городскую серость до неузнаваемости. И голый, давно обнесенный парк; и прилегающий к нему сквер; и приземистые пятиэтажки; переулки и улицы – всё, украшенное белизной, смотрелось в новинку, дышало свежестью.
Меня слегка покачивало после вчерашнего вечера, а потому я решил до школы добраться на трамвае. Город понемногу просыпался.
Войдя в класс, я сразу почувствовал глухое брожение – все о чём-то тихо переговаривались, шептались. Стася сидела на своём законном месте, внимательно слушая Кирю «Лизанного», сидящая рядом Алтуфьева была мрачнее ночи. В классе стояла непривычная, натянутая тишина, изредка прерываемая тихим разговором или шарканьем ног по линолеуму.
Поздоровавшись с Анютой и старостой, я взгромоздился на своё место, опустив голову на парту. Стоявшую в классе тишину можно было объяснить отсутствием вечно гогочущего прыщавого увальня Блинова. И я уже догадывался, о чём так возбужденно говорит «Лизанный», о чём шепчутся в классе.