В любом случае, на моих руках была кровь. Другой вопрос, который я задал себе как-то в одно утро – а почему она была мною пролита?
И что-то внутри меня безошибочно подсказало: нет, это было не убийство, а милосердие. И пусть совесть ещё долго мучила меня по ночам, я прекрасно осознавал, что этот выход был единственно верным. Более того – навсегда оставившем отпечаток на моей восемнадцатилетней душе. Впрочем, как и любой выбор в этой жизни.
***
– Как твои дела, Гриша?
Добрая улыбка на губах штатного психиатра Валерии Семёновны, как всегда, встретила меня. Я никак не мог разгадать – искренней она была или «рабочей», как многолетняя издержка профессии? Честно сказать, даже не знаю, почему меня это так волновало – рада она была меня видеть или нет, но вот улыбка…
– О чём задумался? Поделишься со мной? – Она аккуратно присела на край кровати. Поудобнее перехватила карандаш, поправив модный пиджак.
– Да так, ничего интересного, – отведя взгляд, ответил я. Валерию Семёновну прикрепило к нам, выжившим при пожаре, МЧС. Её визиты являлись, как полагали вышестоящие инстанции, важными «точками соприкосновения с травмированной психикой учеников». Все это имело целью полное излечение и возвращение к привычной жизни пострадавших при пожаре школьников. Я на этот счёт был другого мнения.
– Оу, ну ладно, – Она вновь по-доброму улыбнулась немного пухлыми губами. – Как твоё самочувствие? Как спалось?
– Плохо.
– Что такое? – С неподдельной тревогой в голосе сказала она. – Что случилось?
– Мне снятся кошмары, – Мой натянутый, как струна, голос дрогнул. Очередная бессонная ночь пролегла под моими глазами тёмными тенями.
– Тебе снится пожар?
– И он тоже.
Я прикрыл глаза.
Стон и скрежет горящей школы. Вопли о помощи и надсадный, выжигающий лёгкие кашель. Протянутая ко мне рука.
«Прошу, не оставляйте меня здесь…одну…»
Ужас в голубых девичьих глазах, спутанные каштановые волосы…
«Умоляю…»
Полуобгоревшая балка, горячий, шершавый кирпич…
– Гриша!
Я вздрогнул, откинувшись на стену, пребольно ударившись затылком. Затравленно я уставился на обеспокоенно склонившегося надо мной психиатра.
– Прости, я не хотела тебя напугать! – С материнской жалостью она ласково гладила моё плечо.
– Нет-нет, всё в порядке, – бормотал я, съезжая на подушку. Руки ощутимо подрагивали.
Некоторое время мы молча сидели друг напротив друга. Я, цепко сжав края одеяла, и она, глядя куда-то в сторону.
– Прости, я не должна была бередить твою рану, – наконец, с тяжким вздохом вырвалось из Валерии Семёновны. – То, что ты и другие ребята пережили – сможет не каждый. Но нельзя жить кошмарами. Надо дать время…
– Валерия Семёновна, а можно вопрос? – перебил я её.
– Конечно, Гриша.
– Скажите, грань дозволенного – она, какая?
– Грань дозволенного? – судя по удивленному лицу психиатра, такого вопроса она не ожидала. Ненадолго задумавшись, женщина, отложив блокнот и ручку, ответила:
– Грань дозволенного – она для каждого своя. Для кого-то непозволительно украсть из магазина яблоко, а для другого убийство – сущий пустяк.
Я мысленно напрягся.
– Это всё сугубо зависит от человека, от его личности и условий, окружающих его, – Валерия Семёновна отвела взгляд, глядя в окно, за которым горело яркое январское солнце, визжащим гулом кричала неспокойная Москва. – Ведь порой и в тихом омуте водятся черти, и тот, кого замучает совесть за взятую без спроса конфету, сможет запросто убить кого-нибудь при определенных условиях. И грань дозволенного, за которою переступать для него было жёстким табу и бесчеловечным, на первый взгляд, поступком, отодвинется далеко…
– Валерия Семёновна, мне надо побыть одному, – наконец, смог выдавить я.
– Конечно, Гриша, конечно! – Штатный психиатр, тряхнув чёрными, как вороново крыло, волосами, поспешно встала. – Не зацикливайся на своих кошмарах – всё это уже позади. Ты здоровый, молодой, красивый парень, целая жизнь впереди!
– Да, точно, – я вяло улыбнулся в ответ. Мои мысли были уже далеко отсюда.
– И помни – если захочешь поговорить, просто дай знать, – Уже у самого входа сказала она. – В любое время дня и ночи – я на связи! Ну, не скучай!
Улыбнувшись напоследок, она скрылась за дверью.
***