- Вы упомянули, что не видели такого шторма уже лет сорок, и я не мог не заметить, что для вас это не просто очередной день, в который погода не дает выйти в море, - с осторожностью начал он.
- Да, ты верно заметил, - негромко ответил старик и сразу замолчал, посмотрев в грязное окошко. Вот почему этот человек сидел сегодня совсем один, погруженный в собственные мысли, понеслось у Эвана в голове. Наверняка в его жизни есть история, которая связана с этой стихией. Должно быть сегодняшний день напомнил ему такой же день сорок лет назад, который теперь навсегда остался в его памяти. «Хорошая морская байка сейчас бы не помешала», - подумал он. Молодой человек уже был готов услышать захватывающую историю о борьбе за жизнь, полную отваги и чудесного спасения. Но старик молчал. Он все смотрел в это окошко, будто ждал чего-то. Словно он оставил что-то там в море, по чему бесконечно тоскует, но не может дотянуться. Так они и сидели в тишине долгое время. Эван уже начал спрашивать себя, все ли в порядке с его собеседником, но боялся нарушить это молчание. Тишину прервал громкий стук кружки о деревянный пол, которую уронил кот, запрыгнув на барную стойку. Старик, очнувшись и заметив тревожный взгляд Эвана, наконец заговорил.
- Я расскажу тебе свою историю, хотя за все сорок лет я не проронил об этом ни слова, - немного помолчав, он добавил. - Зачем? Может, она поможет тебе в твоей судьбе, а может я просто слишком долго молчал и хочу думать, что не я один знаю о ее существовании.
Эван заметил, как этот старый, согбенный человек вдруг преобразился. Глаза его озарились, он сошел бы в этот момент за молодого, если бы не огромная, почти седая борода.
- История эта хоть и произошла в такой же день, совсем не о сражении с волнами в открытом море, которую ты так хотел услышать, - сказал старик.
Эван очередной раз удивился проницательностью этого человека.
- Ровно сорок лет назад шел третий месяц зимы, - начал рассказ старик, - я продирался сквозь низкие ветви деревьев, покрытые снегом, которые то и дело стряхивали его мне на плечи. Я шел за оленем уже полтора часа и сейчас не мог разглядеть ничего, кроме следов копыт на снегу. Да, я не был рыбаком, как ты мог подумать. С тех пор как мой отец не вернулся из очередного плаванья, меня воспитывал дядя. Он же и научил меня этому ремеслу. Раз за разом, я проваливался по колени в сугробы, но все шел по следам своей добычи. В ту пору я частенько промышлял охотой, и скажу по правде, у меня к этому был особый талант. Конечно, надо было оставить тщетные попытки найти этого треклятого оленя, но я был не из тех, кто так легко сдается. Правая моя рука, которой я держал ружье, уже так окоченела, что если бы я даже хотел разжать пальцы, не смог бы этого сделать. Лес был таким спокойным и тихим, что казалось, будто он звенит. Солнце, пробиваясь сквозь деревья, окрашивало снег в красный цвет. И хотя оно еще не опустилось за горизонт, мне стало очевидно, что все попытки принести сегодня домой мясо не приведут к цели, и я принял решение поворачивать назад. На секунду остановившись, чтобы снять перчатку и размять пальцы, я последний раз оглянулся на лес и в этот момент услышал. Как бы я не старался, у меня не получится описать этот звук. Но до сих пор я слышу его отчетливо, как тогда, у себя в голове. Это было то ли пение птиц, то ли шум летнего леса, то ли переливы горного ручья, когда ты душным летним днем бредешь по лесу, думая о глотке воды. Не долго думая, я двинулся в сторону этого чудесного звука. Пройдя еще, может, с полмили, я приблизился к низине, над которой росло большое дерево ракиты. Звук этот исходил прямо от этого старого ивового дерева. Осторожно спустившись, чтобы не провалиться под засыпанные снегом корни, я подошел ближе, пытаясь найти источник звука. И вдруг замер. В низине под деревом, прямо на снегу лежала девушка. Я оцепенел, хотя парень был не из робких. Простоял я так наверно больше минуты.
Наконец очнувшись и бросившись к телу, я подумал, что девушка мертва, слишком бела была ее кожа. Но опустившись рядом на колени и присмотревшись, я уловил едва заметное дыхание. Она дышала, очень слабо, но она дышала! Тут же, не медля ни секунды, я скинул с себя куртку, постелил ее на снег и положил на нее девушку. Она была невероятно легкая и необычайно хрупкая, как будто я поднял на руки ивовую лозу. Сердце мое колотилось, как бешеное. Я забыл и о морозе, и о добыче. Я завернул ее в куртку и взяв на руки, двинулся через лес в свою деревню. Совсем не помню, как выбрался по сугробам из этой низины, не помню, как преодолел расстояние, пройденное мной за полдня. Пробираясь через лес, я все боялся, что она рассыплется прямо у меня на руках, как снег. Наконец добравшись до дома, я ногой открыл дверь, прошел в свою комнату и положил ее на кровать. Она выглядела совсем бездыханной. Лихорадочно соображая, я вспомнил о дальней родственнице моего отца, которая жила неподалеку. Миссис Иллин занималась врачеванием. В нашей деревне тогда все обращались к ней, если надо было помочь в борьбе с недугом. В надежде на помощь, я снова кинулся из дома прямо по направлению к ней. Пока я бежал, в моей голове проносилась только одна мысль, что я должен успеть. Я часто попадал в переделки, мне приходилось ночевать в лесу, а однажды, когда я был совсем юн, даже спас тонущего друга из ледяных вод залива. Он упал за борт, пытаясь разместить снасти, когда мы с ним вышли рыбачить в море на трухлявой лодке. Но в этот раз сердце мое выпрыгивало из груди с каждым стуком. Добравшись до дома миссис Иллин, я отчаянно забарабанил в дверь. Мне открыла тучная, невысокая, пожилая женщина и с сердитым видом воскликнула: