Получается, Лелька кругом права ― Кожаный был здесь. Искал Светку. Даже беседовал с ней. Вернее, ругался. Старушки с нехорошим блеском в глазах рассказывали, как ужасно орал на «беспутницу» обманутый парень, и как нагло отпиралась от всего дурная девка.
Жаль, слов они не слышали. Жаль, не могли точно сказать, рассталась ли странная пара, или уехала вместе на малиновой иномарке.
Старушки ушли смотреть сериал. Тот, по телеку, показался им интереснее обыденной ссоры.
Маша попрощалась со «свидетелями» и, не спеша, побрела к остановке. Задание она почти выполнила: Светку вполне могли увезти на «Ауди». Кожаный видел ее как раз позавчера, врать старухам ― никакого смысла. Позавчера, если Лелька правильно поняла мать Светланы, она и пропала.
Маша недовольно поджала губы: «Вот так разведка! Вопросов ничуть не стало меньше, чего ради, получается, я тут, перед бабками, сладкую дурочку разыгрывала? Из любви к искусству?»
Маша внимательно осмотрела двор, будто надеялась увидеть если не машину, то самого Кожаного. Или по невидимым следам на асфальте понять, что же случилось позавчера. Маша даже ногой топнула с досады: одни вопросы в голове, ни одного ответа.
Если ОН ее увез, то куда?
Жива ли эта дуреха, или ее просто прибили в сердцах?
Интересно, как Лелька собирается об этом узнать?
Что же в конверте?!
Лелька бросила телефонную трубку и пробормотала:
― Все интереснее и интереснее…
Василий угрюмо покосился на нее, но прокомментировать не соизволил, он объявил временной хозяйке бойкот. Из-за красочного пера ― третьего! ― экспроприированного бессовестной Машей на новый «маскарадный» костюм.
Время от времени Василий, выгибая шею, горестно рассматривал поредевший хвост. Вид у него при этом становился таким трагичным, что Лелька краснела, и ее рука невольно тянулась к голове: уворованные перья хотелось прикрыть хотя бы ладонью.
― Ох-хо-хо, ― стенал Василий и закатывал глазки.
― Клянусь, я знать не знала о Машкиных планах, ― лепетала Лелька. ― Даже не видела, когда она у тебя это перо выдрала.
Василий молчал. Но как-то умел и молча сообщить Лельке, что он думает о ней и ее подруге.
Ничего хорошего, естественно.
К Васькиным выступлениям в фирме привыкли. В приемную то и дело заглядывали сотрудники, их тревожила тишина.
Самсон Ильич уже начал волноваться по поводу здоровья драгоценной птицы. Дважды забегал в приемную и пытался «разговорить» попугая. Василий держался как партизан в застенках гестапо. Смотрел гордо и наотрез отказывался говорить.
Вот и сейчас Лельке срочно пришлось выдувать очередной пузырь ― боже, как она ненавидела жвачку! По счастью, дверь шефа открывалась с хорошо слышным щелчком, Лелька успевала натянуть нужную маску.
Самсон Ильич нервно посмотрел на секретаршу. Потоптался вокруг ее кресла и опасливо отошел подальше от греха, теперь их с Лелькой разделял широченный стол.
Если честно, сегодня от Лельки все сослуживцы шарахались. Машка совсем с ума сошла со своими «дизайнерскими» разработками! Обрядила Лельку индейцем, и это бы ладно, но Машка густо обвешала ее холодным оружием, для достоверности, видите ли. На новогодней елке меньше шариков, чем на Лельке метательных ножей различного калибра и других опасных «штучек».
Ванька для любимой супруги «капусты» не жалел ― и зря, зря! ― так что бутафорское железо стоило огромных денег и внешне ничем не отличалось от настоящего. Машка не поленилась заказать нужный реквизит в Питере, у какого-то древнего деда, до сих пор работающего на известные всей стране театры.
Томагавк, например, старик сделал так искусно, что Лелька все время забывала: он ненастоящий ― и боялась порезаться. И ножей касалась лишь по необходимости: все-таки «безбашенная» девица, куда деваться-то?
Машкино воображение потрясало!
Охранник Константин Прохоров, увидев новую секретаршу босса у дверей офиса, впал в ступор. Мычал и указывал дрожащим пальцем на стройную Лелькину ножку, настоящий арсенал холодного оружия.
Если честно, ни Маша, ни Лелька не представляли, что за странные штуковины крепились в ножнах и без оных на Лелькиных бедрах, щиколотках и запястьях. Старик уверял ― это экипировка воина из племени… ― и он произнес по телефону нечто совсем неудобоваримое, что Машка не смогла потом воспроизвести, как ни старалась.