— Да какой чай, мама! Там при первых же испытаниях погибло два человека. Там рисуется уголовная статья!
Опешившая Мария при этих словах снова закрыла рот ладонью, а в ее глазах отразился самый настоящий ужас.
— Я прямо сейчас позвоню твоему отцу. У него, помнится, был неплохой адвокат, — сказала она, взяв себя в руки после недолгой паузы.
— Да-да… позвони, конечно. А я прямо сейчас почему-то очень хочу спать, — тихо сказал Эрик и прошел в свою старую детскую комнату.
Мария слышала, как он разделся. Негромко прошелестело покрывало, после чего с легким скрипом матрас прогнулся под давно уже не ночевавшим на нем Эриком. Матрас помнил его мальчиком, потом долговязым костлявым юношей, даже стройным молодым человеком. А теперь принял на себя взрослого, тяжелого как телом, так и душой мужчину.
Буквально через несколько минут Мария зашла в комнату сына, чтобы пожелать ему спокойной ночи, но Эрик уже крепко спал. Тогда женщина склонилась и тихо поцеловала его в лоб. Тогда она еще не знала, что разговаривала с сыном в последний раз.
Доктор Рукосуев тем временем все продолжал говорить. О том, что не стоит отчаиваться, что в любой момент Эрик может проснуться и что Мария, естественно, узнает об этом первой. Говорил также и о том, что жизненным показателям и умственной активности ее сына может позавидовать любой. В общем, все то, что она слышала уже сотни раз до этого. Она отпустила руку Эрика и посмотрела на доктора. Ничего нового не произошло и в этот день, и можно было уходить.
После формального прощания каблуки вновь застучали по коридору, постепенно стихая. Доктор Рукосуев слушал удаляющиеся шаги и смотрел на Эрика, думая о чем-то своем.
Вдруг внезапно энцефалограф высоко пискнул, сообщая об изменении записываемых показателей. Антон Николаевич тут же метнулся к компьютеру и пошевелил мышкой, выводя тот из спящего режима. Три графика в программе аппаратуры бешено скакали вверх и вниз. Доктор щелкнул мышкой, приказывая машине выводить на печать дальнейшие наблюдения, и из принтера поползла лента энцефалограммы. Пульс Эрика также подскочил. Об этом сообщил тревожный сигнал кардиомонитора, к которому тот был подключен.
«А вот это уже кое-что необычное», — подумал Рукосуев и быстро подошел к Эрику. Он взял своего пациента за запястье, проверяя пульс. Убедился, что тот действительно сильно участился и приборы не врут. Другую руку он приложил ко лбу Эрика. Лоб был сухой и горячий. Прямо сейчас температура Линдгаарда очень быстро ползла вверх.
В то время как доктор прикидывал в голове свой дальнейший алгоритм действий, в палате моргнул свет. Один раз. Затем несколько раз заморгал часто. Затем погас на несколько секунд и снова зажегся.
Рукосуев бросился за шприцом и нужной ампулой в соседний кабинет. Он совсем не заметил, как за окнами в это время сгустились тучи и первые молнии прорезали небо. Со шприцом в одной руке и набором ампул в другой Рукосуев быстро вернулся. В палате ярко-ярко горел свет. Казалось, все лампочки светили ярче минимум в два раза. Все медицинские приборы, к которым был подключен Эрик, громко пищали, перекрикивая друг друга в отвратительной какофонии. Гром гремел снаружи. Оконные створки в палате с грохотом распахнулись. Стекла разбились от резкого удара створок о стены. Но самое страшное было то, что тело пациента доктора Рукосуева — Эрика Линдгаарда — сейчас сотрясали крупные чудовищные судороги. Пульс его, отображенный на мониторе зеленой линией, скакал вверх и вниз бешеным галопом. Принтер продолжал выплевывать энцефалограмму, экстремумы графика на которой не вмещались в узкую полоску бумаги. Доктор замер, но лишь на мгновение, мозг его лихорадочно пытался найти решение. И вот он ногтем дрожащего пальца со второго раза подцепил-таки защитную металлическую полоску на ампуле с адреналином. Обливаясь потом, предельно сконцентрированный, он медленно попал иглой шприца в резиновый пятачок ампулы. Набрал шприц, выпустил воздух…
И тут все закончилось.
Свет стал гореть как обычно — не ярко и не тускло. Даже ветер за окном, казалось, стих. Но самое страшное было то, что графики на приборах жизнеобеспечения перестали плясать и теперь бежали вперед ровными линиями под аккомпанемент длинного писка. Тело Эрика больше не трясло. Рукосуев, дрожа всем телом, согнулся, приближая ухо к губам своего пациента. Постоял так около минуты. Дыхания не было. Судя по все показателям, Эрик Линдгаард был мертв.
В оформлении обложки использовалось фотография со следующего ресурса (бесплатный сток): https://pixabay.com/photos/france-thunderstorms-lightning-2658990/