«Да сроду бы я не стала так звонить. Это… даже не унизительно, а… да я не знаю… так надоедать людям. Мне, то есть. Вот стремная она».
«Она не стремная, просто, наверно, действительно любит его. А когда любишь, готова и на такое.»
«Да, может, это. А может, она просто всегда привыкла действовать напрямик, потому что ей всегда все доставалось даром. Хоть это, в общем-то, тоже не криминал».
«Да, так-то оно так, но… — и опять этот вопрос… извечный мой вопрос: только я-то тут причем? Да отстаньте от меня все. Все отстаньте. Оставьте меня в покое. И если обращаетесь ко мне, то только из-за меня, а не из-за себя».
Все же зря это я, думаю. Ведь Рик откликнулся, когда вчера позвонила. Все бросил и сразу примчался. — Просто сразу уловил всю серьезность ситуации — возражаю. — Да? — возражаю возражению. — Так ведь он потом сам говорил, что всё — ерунда и безобидно. — Значит, — делаю вывод, — просто поверил тебе на слово. После даже не вставлял, что «по пустякам побеспокоила». Вообще не вставлял. Ты позвала — он приехал. Услышал торопливую нервозность у тебя в голосе. Понял, что ты — на грани. Сразу. Как тогда — с полуслова, с полупощечины вломился в квартиру и врезал Михе.
Твою мать, думаю огорченно, насчет Михи — это я уже решила для себя однажды. Это он потому, что при нем женщину ударили.
А тут? Эрни. Это ж я все ради Эрни. Как чувствовала, что его сразу проймет и он поможет.
Да какая к черту разница? Я ворвалась в его жизнь не потому, что соскучилась не потому, что подоставать его захотелось или проверить, а по делу. Я всегда все делаю только по делу.
Эта его… официальная… которую он «нашел после долгих поисков», с которой у него серьезно, вернее, это она так думает — она ведь предположила, что это у нас с ним деловое было. Я могла бы не быть козой и уверить ее в этом. Ведь, черт меня возьми, это было неприятно. Вламываться — это всегда неприятно. Ей не понять. А она еще «просила», чтобы я его в покое оставила.
«Так я же и оставила!» — уже ору себе мысленно и с каким-то показным ожесточением затягиваю на шее новый шарф. От этого сильнее хочется кашлять, одышка ужесточается, а народ, спешащий навстречу, опасливо-осторожно поглядывает на меня.
«Я и не вспоминала бы, если б не Эрни. А теперь оставила — и на этом все!»
— На этом — все… кхе-кхе… — обращаюсь к зазвеневшей сотке.
— Сис, ты в порядке?..
— Кхе-кхе… да в порядке, в порядке… кхе-кхе.
— Точно?
— Точно. А ты че звонишь-то? Потрахался — и ладно, — объявляю офигевающему — я это слышу — Эрни, которого вообще-то собиралась воспитывать игнором. — Отцу сам расскажешь. Не, про бордель можно «не надо», — «повышаюсь». — Про резинки объясняли ж тебе?.. Надевал?!.. Ну, заразу, надеюсь, не подцепил — и норм.
— Сис…
— Я в плане… кхе… про гандбол. Тайное — оно становится явным. Харэ прятаться, ты ж мужик у нас… теперь.
— Си-ис… — почти скулит он, потом начинает было снова отбрехиваться, быстро и тараторливо передо мной оправдываться. Проняло-таки засранца.
— Я в плане: харэ отца за нос водить!!!.. Кхе-кхе-кхе!!!.. — ору и кашляю в сотку.
А как он хотел, говнюк?.. Пусть слопает. Другим девственность терять — это еще и физически больно, между прочим. А он думает, на сестрины деньги… а, блин… Рику так и не вернула… херня — верну еще… как-нибудь верну… придумаю, как… купил проститутку и сходу повзрослел? И мне вместо моего Эрни — вот этого, на тебе… Порадуйся его долбанутому, недоделанному взрослению. Может, порадовалась бы, будь я его старшим братом — не сестрой…
Чувствую внезапную горечь от того, что у меня его никогда не было, этого старшего брата, и будто Эрни в этом виноват.
— Поставь в известность — так, мол, и так! — не ору уже, а просто говорю грубо и резко. — Ладно, все. Давай.
Ничего, оклемается. И я тоже оклемаюсь. Это сейчас прихватило — могу я приболеть?..
Во второй половине того дня Рик, так и не получив от меня никакого ответа, звонит несколько раз. Звонит и на следующий день. Думаю, теперь это уже он звонит, не Нина. Не беру, один черт: купила новый шарф — проехали. А он — пусть поймет, что его «в покое оставили».
Глоссарик к ГЛАВЕ СОРОК ТРЕТЬЕЙ Тайное явное или Макьято, теперь с пенкой
Фербеллинская площадь — площадь в Берлине, известная тем, что на ней находятся ведомства, расположившиеся в комплексе из зданий, построенных в своеобразной форме ротонды, именуемой «дугой», а на входе на станцию метро установлена скульптура красного цвета
файн — ладно, хорошо