— Круто, — подтверждает он, нацеловавшись со мной. — Очень.
— На самолет не опоздай, — замечаю.
Все-таки проявила организационную заботу. Наверно, больше из боязни, что он может раздумать и остаться — и тогда на фиг мне все это надо?..
Он кивает и делает движение, будто собрался уходить, но потом снова придвигается ко мне:
— Я ж не оскорбил тебя там как-то?.. Мне надо извиниться? Сказать, что мне жаль? Мне не жаль. Я не жалею, но если ты…
— Все норм, — качаю я головой, облизывая губы. — Тебе ж не озвучивать правил? Ограничений? Там, не борзеть, не пиздеть. Не распускать рук.
Он кивает:
— Еще что?
— Не звать меня «деткой». И не надеяться на повтор.
— Понял. Я знаю, что ты все это — из-за чего-то. Что у тебя свое. Поэтому ты все это делаешь.
— У тебя тоже свое. Твое, — говорю ему ненастойчиво, но уверенно. Внушаю, можно сказать. — Поэтому я все это делаю.
Взгляд мой падает на комп, не отключенный, а в преддверии выходных поставленный на стенд-бай.
Херрманн-Херманнзен, думаю вдруг. А и смешно даже как-то.
Не то чтобы взбудораженность Йонаса передалась и мне, но назавтра мне требуется ментальная разгрузка. Тут приходится как нельзя более кстати, что у нас в Панкове есть наш огромный Бюргерпарк.
Отправляюсь погулять. За аркой на входе меня встречает большая елка, увешанная электро-гирляндами. Елка напоминает мне, что у меня скоро тоже день рожденья. Я вспоминаю, но тут же забываю снова. Захочу — буду отмечать, не захочу — не буду.
Елка скромна и ненавязчива — кроме одноцветных желтых лампочек на ней ничего нет. Она не стремится никого удивить или задержать на себе чей-то взгляд более чем на мгновение. Ей не нужно, чтобы перед ней останавливались и разглядывали ее подолгу вроде одного из тех огромных, ярко раскрашенных стендов со сказочными персонажами, которыми перед Рождеством уставили Бюргерпарк. Там принцессы с принцами да феи с гномами, перед которыми так любят останавливаться дети. А ей, елке и одной хорошо.
Ну и что, что сейчас ноя… декабрь, думаю, разгребая пересохшие листья носком змеино-красного лакового оксфорда на платформе, близняшного с теми, что у Рози. Ну и что, что тут все эти арки, беседки и башенки, не рабочие ныне фонтаны и цветники с розами, уже не цветущими. Ну и что, что тут все эти постройки, заставляющие ни на секунду не забывать о цивилизации.
На автопилоте бреду вдоль Панке — не речки — ручейка, продвигаюсь вглубь парка и попадаю на одинокую лужайку, как раз такую, как мне нужно.
Как хорошо, Боже, думаю, отпивая чай из термоса. Как хорошо. Потом зачем-то думаю, старательно «прислушиваясь» к себе:
«Весь мир мой. Природа, дали. И даже голые деревья, обрамляющие пейзаж в приятном для глаза удалении».
На секунду допускаю мысль о Йонасе. Представляю, что вот мне сейчас по какой-либо причине нужно было бы знать, куда он улетел, что там делает и какая там сейчас погода. Как это было бы не в тему.
Да Йонас — это и далеко очень. Приближу, если захочу, но сейчас он и вправду мне совсем-совсем не нужен. Пусть гуляет там себе, пусть загорает. Пусть встречает. Хочет, может представить меня «в процессе», а не хочет — не надо.
И дело тут вовсе не в Херрман-Херманнзене… тьфу, да чего это я. Нет, определенно, все это избегание, кажется, не только необязательно, но даже вредно. Надо провести с ним ВиКо и успокоиться. Так и сделаю.
Вот расскажу Каро, что задумала, и она наверняка одобрит. Надо будет ей позвонить, а то мы после похода в сауну не связывались. Как-то там Каро, думаю, с ее подписчицами. Наверно, она много с ними общается, побольше, чем со мной. Если так, то я не сержусь. Надеюсь, общение с ними дает ей нужную моральную подпитку.
А мне ничего этого не надо. Я, оказывается, люблю смотреть на клены, если они не подходят слишком близко. Клены?.. Теперь они голые — не видно. Пусть будут клены, так даже интереснее. Люблю повспоминать, как пару месяцев назад тут можно было полакомиться ягодами тутовника, пусть наверно и не таким крупными и вкусными, как у меня на родине, в Узбекистане — мама рассказывала. Как хорошо просто вспомнить и никуда не ехать, не рваться подтверждать достоверность маминых воспоминаний.
Как хорошо быть с вами — вы ничего мне не навязываете и у меня не отнимаете ничего. Я будто часть вашего мира.
Много позже, изрядно нагулявшись, полуживая заваливаюсь в «мини». На полном серьезе чувствую, что сегодня совершила слияние с природой. Не помню, как добираюсь до дома и хватает ли у меня сил разуться.
Глубокой ночью просыпаюсь на диване — уснула с сотовым в руках. Не помню, что в нем искала — наверно, заснула, прежде чем смогла найти.