Он делает. Трахает в анал. Уже не тормозит, не сдерживается. Я распластана, растянута. Каждое новое сладко-болевое ощущение — это новый кайф. Стрела за стрелой прокалывают, пробивают они все новую грань между тем, от чего хорошо, и тем, от чего плохо.
И вроде «плохо» было здесь совсем недавно, было только что, было не раз, их, «плох» было несколько за этот вечер, их испарина витает между наших тел, пропитывает частички воздуха, но их самих нигде не видно. Они не пахнут и звуков не издают. Вернее, им нет места здесь. Здесь, между нами звучит, мерцает и пахнет только «хорошо».
Мне хорошо с ним. Мне хорошо от него. Каждый удар его гладкого, твердого члена мне между ягодиц — это разряд тока в меня. Это шоковая терапия. Лавинная мощь в беспомощности. И моя мощь тоже. Моего тела и разума. Новый уровень кайфа. Новый крик, с которым сообщаю, что кончаю самым невозможным образом — от анального проникновения. Кричу ему. И мне с ним хорошо.
— Мне хорошо с тобой… — шепчет и он, ни капли не считаясь со мной, не сомневаясь даже, что и мне хорошо с ним. — Только с тобой. Только с тобой.
— А-а-ах-ха-а-а… — кончаю я.
Раньше редкие анальные «наслаждения», даже если и случались, то не могли считаться таковыми. Они всегда сопровождались у меня болью и легким недоумением — не может быть, чтоб я это позволила… А это только что был почти своего рода обязательный минимум. Такой, за которым последует еще.
И — да, следуют еще. Рик выводит меня на новый уровень. Заставляет кончать от всего, даже от дискомфорта, во всем находить сильный, бескомпромиссный кайф. Бесконечный кайф.
Рик учит меня этому кайфу и не отступается, пока не добивается результата — он не вышел из моей попы и, продолжая двигать в ней членом, сует мне руку в киску и дрочит ее быстрыми, дрожаще-резкими движениями. От этой горячей дрочки у меня в попе становится теснее, горячее и слаже. Анальное наслаждение только ускоряет извержение фонтана, и без того собирающееся недолго. Я сквиртую с плачущим стоном, потому что это неожиданно, непрошено и абсолютно бесконтрольно. Дрожу, как травинка, все приговаривая: «о Боже… о Боже…». Теперь особенно остро чувствую, что Рик делает со мной абсолютно все, что хочет.
Мне непонятно, что при этом нужно ему. Зачем ему сейчас хотелось сделать это — ведь он имеет меня в попу, имеет жестко, и я даю ему. Куда ж еще?.. Туда. От «попы» я не стонала ему, не называла «боже» — назвала от «струйного».
Слышу его такой не божественный голос:
— Че?.. Не, не могу щас… я занят… потом…
С ума сойти, он даже по телефону во время этого пиздит. Меня мутит до головокружения, почти до обморока… Он… он… я с ума схожу от него… У меня улетает крыша… Мне именно его надо было… именно такого… именно его…
Он ставит меня на коленки, ухитряясь и тут не выйти из моей попы, наваливается телом на мою спину и глухо бормочет, пока во мне колотятся его быстрые, жесткие удары:
— А кого жестко ебут в попу…
— И зачем ты так со мной? — ухитряюсь выдавить из себя, наталкивая попу на его член, чтобы еще глубже… еще жестче… еще сильнее чувствовать его… еще-еще…
— Ты про че, а? — жарко шепчет Рик — и вгоняет в меня член. — Типа, я уважение к тебе потерял? Да не было у меня его к тебе никогда. И было всегда, — его полубезумный звериный взгляд жарит меня из зеркала. — Ага, прикинь. Или не знала? И так — с тобой только.
Прерывается, чтобы поцеловать… поцеловать… целовать… ловать… — это он так напрыгивает на мой рот, кругами языком в нем ходит. Под горло держит и кружит у меня во рту. Ага, понравилось…
— Думаешь, тебе одной хуево? — порыкивает он — и трахает, и трахает в попу. Ему от всего этого тоже взрывает башню. — Хуево, я вижу. Похудела. Одна жопа осталась… м-м-м… — шлепает он ее, а сам толкает член в нее, толкает. — Сиськи ни к черту, одна — меньше, другая — еще меньше… — как будто в подкрепление собственных слов, берет руками обе. — У-у… — трет-гладит их так ласково — непохоже, чтобы они его не устраивали. Даже сквозь все это ебле-сумасшествие отмечаю пьяняще-сладостный оттенок его ласк. — Сама виновата. Сама выкинула.
— Я ни хрена тебя не выкидывала… ты сам свалил…
Возможно ли — мы не ругаемся, не жалуемся и не сетуем — мы прикалываемся друг с другом… нам хорошо… мы оба этого хотели…