Я не спросила о его планах на сегодня — ими оказывается затяжной секс у меня дома, такой, какого у нас с ним здесь давно не было, такой, который мы начинаем, раздевшись уже в прихожей, условно, чтобы не пахло дымом в комнате, а потом он несет меня на руках под душ, а затем — в спальню.
«Праздник… Какой дурак спрашивает, чем заслужил праздник…» — поет во мне все с радостными стонами, поет во время оргазмов и до, и после них. «Праздник — он ведь сам по себе… просто отмечать надо уметь…»
Рик вскользь упоминает, что ему нужно будет уехать во столько-то, я даже не запоминаю, во сколько, но, когда у нас все затягивается, спонтанно остается на ночь.
Стою голиком на кухне и готовлю нам с ним перекусить. Темно, поздно. Во мгле за окном сладостно благоухает сирень.
Ей рано еще цвести в наших краях. Но откуда-то я ведь чувствую ее запах — или это духи все-таки… Они, что ли, как по команде начинают пахнуть, когда источаешь гормон — чего, счастья?.. Радости?.. Сексуального удовлетворения?.. Так это ж, кажется, один и тот же гормон…
Слышу, как он — тоже голиком, или, может, поверх накинул что-то — стоит с сигаретой на балконе, звонит Нине и спокойно объявляет ей, что приедет только завтра утром или ближе к обеду. Не знаю, как у него получилось все это сегодня со мной, благодаря чему мне был подарен этот день — вот оно: подарен, не украден. Не знаю, что он скажет, когда она спросит, где он был, но тон его сейчас такой спокойный и безапелляционный, что, будь я на ее месте — тоже «съела» бы все без вопросов.
Не собиралась подслушивать, но незаметно для себя самой застываю за нарезанием кусочков и ломтиков и вздрагиваю, когда он вдруг появляется за мной, обнимает сзади, руки его находят груди, пах — мою попу, которая сама, как по команде, прижимается к нему. Голову я откидываю назад, вжимаю ему в грудь, и он тут же начинает тыкаться носом у меня в волосах, трогать их губами. Глаза мои закрываются сами, а его губы целуют мои веки, спускаясь, целуют щеки, нос, а там уже их, открывшись с улыбкой, ждут-встречают мои губы.
Пусть забивает ноздри его запах — запах курева, прохладной ночной улицы и совсем немного — отголосков нашей недавней близости, но сильнее всего — курева — со сладкой, дрожащей готовностью отвечаю на его поцелуи, накачиваюсь запахом, слизываю вкус — языком с языка, кожей снимаю с кожи.
Отпрошен на «до завтра». Отпрошена и я у самой себя, хоть собиралась приструнять… а, неважно…
Плывем в полосе отчуждения вне времени и пространства. Нас с ним не хватятся, а если хватятся, мы не отзовемся — сейчас, в этой душистой сиреневой ночи зовем мы только друг друга, тела наши зовут. И слышат.
Хоть это он только что вернулся с балкона, но я замерзла, кажется, сильнее. Он замечает — поднимает на руки, несет обратно в спальню и укладывает на кровать. Лижет совсем недолго и вскоре входит в меня — знает, что от этого согреваешься быстрее. Он успевает, и я прихожу к нему согретая.
После я приношу-таки нам с ним перекус, и мы подкрепляемся в постели.
Сиреневая ночь — такое было уже, кажется, между нами, но было по-другому. Мне кажется, тогда мне не хотелось так отчаянно остановить ее, задержать, завязнуть в запахе — и в нем.
Проводим друг в друге остаток ночи, как будто нас с ним везет куда-то ночной поезд. Занимаемся любовью в основном сидя, на полустанках у «любви» разговариваем и лопаем на сон грядущий.
Рассвет — конечная. Не дожидаемся его — ложимся, чтобы, не дай Бог, не застать. Чтобы не застал нас он.
Глоссарик к ГЛАВЕ СОРОК ДЕВЯТОЙ Краденое
Киндль — Berliner Kindl, берлинская марка пива
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ Есть и другие праздники
Следующий праздник — это у нас Вознесение. Я же говорила, что много их у нас в мае.
Прием-передача «школы» на носу. Я решила, что отметить «школу» вместе со мной должен не кто-нибудь, а моя мама.
Только что я показала маме объект: выпросила ключи у Рика, который, в свою очередь, выпросил их у подрядчика, завез мне на объект и отдал, хмуро поздоровавшись. Я видела, что маме хочется спросить, не останется ли он отмечать с нами. Но мама у меня очень мудрая женщина и мудрости ее я до сих не перестаю удивляться.
Нам неохота сидеть взаперти, к тому же, я не настолько отморожена, вернее, вышла из того возраста, чтобы пытаться распивать спиртное в школе. Так что мы с мамой располагаемся на некотором расстоянии от нового без пяти минут крыла и отмечаем непонятно что или все сразу — и день Вознесения, он же День Отца, и «школу», и расширение их «физмата». С погодой не особо подфартило, но, как говорится, без дождя — и ладно.