Каждый день в тетрадях на столе появлялось больше и больше оловянных слов, цифр, знаков и символов, написанных то отрывисто, то вязью, то криво, то ровно, они заполняли тетради и, казалось, вот-вот выльются за пределы бумаги в ледяное пространство. Голос Виктора был похож на ветер, такой же гулкий и сухой. Иногда во время занятий Арине хотелось его обнять, или коснуться его руки, или положить голову к нему на колени. И в эти моменты что-то подступало к некой воображаемой границе, и что-то сдерживало, как тепло крови удерживает кожа, которая тоже есть своеобразный порог. Тогда она поворачивала голову и смотрела в окно.- В книгу нужно смотреть, а ты куда смотришь? - Сразу слышала она. - "Юность" пишется с одной "н", а гитара - через "и". И держи карандаш правильно. - Ты меня совсем не любишь. - Как-то сказала она.- А я и не должен! - Закричал Виктор, с оглушительным звуком захлопнув книгу, а затем и дверь.Не приходил аж до следующего утра, а когда пришел, начал с вопроса:- Сколько раз я говорил обращаться ко мне на "Вы"?- Много. - Она подняла глаза и лукаво улыбнулась.- Так в чем причина?- Я не хочу.Он напряженно вздохнул.- Учти, я не всегда был человеком без имени и прошлого, преподающим уровень третьего класса. Когда-то диапазон моих возможностей был пошире и я вел лекции в университете. Представь себе, и мне платили за это деньги. - Он повысил тон. - Но что с этого толку, если меня не хочет слушать мой единственный ученик? Неужели я так жалок?Арина поджала губы и положила голову на стол. Он продолжил.- Чего ты от меня хочешь? Тепла? Ты так будешь требовать от каждого в жизни? Тогда давай без меня.- Нет. - Она застенчиво попятилась. - Я внимательно слушала.- Окружающий мир холоден. Вспомни об этом, когда кто-то даст отпор жестче, чем я."Странно, как она лезет вон из кожи, только чтобы обратить на себя внимание" - думал Виктор, - "Это из-за меня? Или будь на моем месте кто-либо другой - она вела бы себя так же?.. Как сильно мы зависим от внимания. Есть оно - мы рады и довольны, но если кто-то не дает нам достаточно, как же мы изводимся. Как нам приходится унижаться, чего мы только ни сделаем ради этого".Иногда они вместе встречали рассвет. И когда над городом редел туман и вставало устало солнце, Арина и профессор сидели на холме и смотрели в дружелюбную даль, полную надежд, пророчащую светлое будущее. И она не разочаровывала, каждый день меняя облик: где-то там, на линии горизонта, на месте руин строились новые дома. Но когда к утренней свежести и запаху влажной земли подмешивался тонкий сладковато-маслянистый аромат ранней пшеницы, Виктор замечал рядом с собой копну светло-русых волос и горчичного цвета куртку, накинутую на тонкие плечи. И тогда ему становилось дурно и душно, и хотелось поскорее уйти.Однажды она спросила, сидя на траве:- А ты отсюда?- Нет, это не мой город.- А почему ты не вернешься в родной?- Чтобы не напоминать о себе.- А есть, кому?- Ты права. Никого почти нет из тех, кого я знал. - Сказал он, прикуривая сигарету.- Тогда ты можешь вернуться.- Нет. Это я себе там буду слишком о многом напоминать.Последовала долгая пауза.- Здесь вообще все не мое. Степи, степи, все сухое и низкорослое. Летом пыль поднимается, зимой лед все покрывает. Там, где я вырос, там леса.Лицо Арины постепенно прятали подступающие сумерки, она смотрела на Виктора растерянно. В каждом уголке его облика собиралась совсем иная, лесная темнота. И глаза, что в этой темноте казались угольно-черного цвета, были глазами ищущего. Ей хотелось смеяться, как этот образ вызывает в ней что-то резкое, стремительное, что-то абсолютно стихийное. Он же был равнодушен и даже немного раздражен. С каждым днем ему было все сложнее заставлять себя приходить на заброшенную фабрику, чувство удушья преследовало его, не давало расслабиться. Напряжение нарастало в его уме и теле. Он стал рассеян и зол на себя.Однажды вечером он забыл на фабрике свой чемодан. Он пришел домой и вспомнил, что ключи в чемодане, а самого чемодана нет. Мужчина вошел в свою квартиру через окно и собирался ложиться спать. Он уже почти уснул, когда маленькая мысль о том, что завтра придется идти на фабрику дважды, напрочь лишила его сна. Уже в пути он подумал, что Арина могла найти его чемодан и это его напугало. Когда он пришел, Арина сидела в комнате, пол которой был застелен его бумагами, письмами и прочими вещами, которые он хранил, как самое ценное, возле зажженной свечи и смотрела на маленькую фотографию. Он подошел ближе. Да, та самая. Его подкосило. - Ты читала мои письма.От неожиданности она выронила фото. - Как теперь я могу тебе доверять?.. - Спросил он сломанным голосом. - Ты читала мои письма.- Я не читала.- Можешь не рассказывать, она лежала в конверте.- Я не читала... Письмо.- Уходи отсюда, я больше не могу. Выйди из помещения.Она вышла. Виктор закрыл лицо руками. Он почувствовал себя раздетым и поверженным, как будто сама его суть вдруг перестала быть его. Грудь сдавило, на глаза накатились слезы. Он сидел над этими письмами и не мог подняться. Так и уснул. Наутро Арина спросила:- А твоя жена была цыганка?- Нет. Почему ты так подумала?- Похожа... - На ее лице не было ни стыда, ни чувства вины. Она была спокойна.- Нет.Тем временем совсем потеплело. Дни стали длиннее, ночи - совсем ясными, а выцветшие дома приобрели желтоватый оттенок. Виктор не знал, куда себя девать. Запах свежей пшеницы, через поле которой проходил его постоянный маршрут, стал ему совсем невыносим. Он старался приходить как можно позже, когда ночной воздух хоть немного скрадывал это наваждение. А когда приходил, видел, что Арина бьется, как рыба об лед, и это его утомляло. Но однажды он пришел с работы и не застал ее за письменным столом.Виктор вошел в самый широкий зал. Был темно. Где-то рядом слышались шуршащие звуки. Когда глаза немного привыкли к темноте, он увидел, как, прыгая с одного станка на другой, сметая вырванные страницы книг, танцевала Арина. Она хлопала в ладоши, смеялась холодно и жутко, двигалась быстро и хаотично, то приближаясь, то отдаляясь, прыгала и падала на пол, вставала и снова вертелась в дикой пляске, подлетая и изгибаясь. А в завершение этого танца она взяла с подоконника нож, подбежала к Виктору, взяла его руку в свою и ударила себя ножом в грудь. Виктор опешил. Арина рухнула на пол. Он взял из ее руки нож и сел ей на ноги:- И как ты посмела чего-либо от меня требовать, если даже не знаешь, где находится сердце?!Арина плакала.- Отвечай!- А-ай...- Поклянись, что больше никогда не унизишься так ни перед одним мужчиной.Она только тихо стонала от боли.- Клянись, а то прирежу. - Виктор приставил нож к ее горлу. - И никто тебя не найдет.- Да, да... - Она заливалась слезами.- Хорошо, - сказал Виктор и встал с ее ног, - спасибо, что мне не пришлось самому тебя останавливать.Он оттащил ее ко входу в здание и открыл дверь, чтобы было хоть что-то видно. Какое-то время он просто мерил шагами зал. Потом снял с руки часы и подошел к затихающей девочке:- Говори, который час.- Не могу. - Ей тяжело давался каждый звук.- Говори, я учил тебя. Я хочу знать, что хоть какая-то часть всего этого не пошла коту под хвост.- Восемь... Часов, двадцать шесть... Семь минут.- Хорошо. - Сказал он и снова умолк.Арина лежала с открытыми глазами, сознание покидало ее. По ее зрачкам плыли серые блики, как облака, руки немели, тело казалось совсем невесомым.- Почему мне так плохо?.. - Прошептала она, закрыв глаза.- Потому что ты преступила грань!Арина почувствовала, как нечто заполняет пространство сантиметр за сантиметром, такое мягкое и парализующее, обволакивающее и приторное. Она попыталась перевернуться, но сил не хватило, тогда она протянула руки к Виктору:- Но Вы же убьете меня. - Она сглотнула. - Я больше никогда не буду к Вам приставать.- "Приставать". Какое слово! А ведь ты понимала все с самого начала. Спасибо.Он распорол ножом ее ночную рубашку. - Рана неглубокая. Сил еще маловато. - Он с укором посмотрел на равнодушную Арину. - Хотя шрам останется... Он достал из чемодана пузырек и бинт и принялся промывать рану.Спустя какое-то время он вышел из здания фабрики в ночь и сел под кирпичной стеной. Достал сигарету и поджег. В свете горящей спички он увидел кровь у себя на руках. Что-то сломалось внутри и из груди вырвался смешок. Потом еще и еще. Потом он засмеялся во весь голос и уголек сигареты отразился в его глазах зловещими искрами. Он смеялся еще долго, потом потушил сигарету и просто сидел в темноте. Арина лежала возле выхода укрытая одеялом, и от этого смеха у нее шел мороз по коже. "Знобит", - думала она.Несколько дней все продолжалось, как ранее. Виктор приходил утром или вечером, они готовили поесть и садились за тетради. Но единственное - Виктор стал еще более закрытым и чаще раздражался на всякие мелочи. Однажды он пришел поздно вечером, где-то в девять или десять часов. Арина увидела его силуэт еще издалека, он двигался быстро, напряженно и скованно, он был очерчен углем на фоне еще тлеющег