– Он таким был? – удивилась Лана. Вроде бы Меатин рассказывал о совсем ином отношении со стороны отца.
– Он был подонком, лживой медузой, отобравшим у меня дочь и столкнувшим ее на дно безумия, – брезгливо ответил Найтир. – Его имя даже не стоило бы помнить! Но зачем моему народу это знать? Сегодня они пришли мстить за Меатина, за его друзей, за мою дочь и ее нерожденных детей, столь вероломно убитых людьми. Вы погубили тех, кто должен был возглавить майдов вместо старых, уставших и отставших от жизни патриархов… Вести их к новому будущему, достойному месту. Люди сами прервали намечавшийся путь.
– Зачем ты… Зачем? – Лана уже даже не могла выговорить длинную фразу.
– Сначала я узнал человеческий язык, – прошептал Найтир, прижимаясь к Лане и опуская холодный подбородок на ее плечо. Его пальцы ласково накрыли кисти женщины, один за другим отсоединяя ободранные пальцы от скалы. – Потом я начал изучать человеческие мысли. И научился изменять правду так, как это делаете вы. Твои солдаты слышат то, что им говорят, они верят тебе. Но что они шли сегодня защищать? Город или твои интересы? Ты создала для них идею. А они воплощают ее в новую реальность, и только ты знаешь, какой была старая…
Теперь лишь тело майда, не выпускающего ее рук из своих собственных, удерживало Лану от падения.
Тонкий язык скользнул по израненным, потерявшим чувствительность фалангам, и вновь скрылся между тонких губ.
– Конечно, это совсем иной вкус, нежели растворенные в море капли крови.
Жесткая чешуя расцарапала шею, когда Найтир потерся о нее лицом. Губы патриарха тут же коснулись этих жалких царапин.
– Но пока это лишь игра, Лана. Прелюдия, да? Я сгораю от желания… Желания поскорее начать брать твою жизнь.
Если бы ее лицо не свело от холода, может, Глава Баго и смогла бы что-то ответить. Может быть.
Ее накрыло безнадежностью и тоской, в тысячу раз хуже, чем толщей воды, в которую она упала с вертолета. Даже паника была лучше, заставив бороться за свою жизнь. Пусть истерично, без малейшего проблеска здравого смысла, но она в самой глубине содержала уверенность в будущей жизни.
Боль прикосновений майда к телу была ничтожной по сравнению с той, что он причинял ее душе. Когда его зубы, наконец, вонзятся в ее плоть по-настоящему, а кровь из отворенных сосудов покинет свою владелицу… Сколько это будет длиться?
Она должна была погибнуть в бою. Но оставившая ее особенность, ее нечеловеческое везение и интуиция, предоставила патриарху возможность лично осуществить свою месть. Поставить красивую точку в финале собственноручно созданной истории.
Найтир отклонился назад, балансируя на извивающемся хвосте, и удерживая Лану на себе в кольце скрещенных рук.
– Этот мир будет снова скучен, пока твоя выросшая дочь не вернется, чтобы отомстить. Какую легенду она будет знать? Обещаю, моя дорогая, дорогая моя Лана, я расскажу ей правду.
Подрагивающие губы майда прикоснулись к шее женщины, и она почувствовала опаляющую, режущую боль. Кажется, Найтир старался действовать максимально аккуратно, но даже один укус обжигал огнем, невозможным в этом ледяном мире.
Раньше Лана сомневалась в том, что такое душа. А сейчас чувствовала, как утекает из нее что-то неощутимое, предназначенное либо прятаться в глубинах тела, либо скитаться на Грани. Скрепы разрывались по желанию майда, и его власть была подобна возможностям изменяющих.
Чуждая этой сфере, извращающая само понятие реального. Но существующая.
Боль чуть утихла, когда Найтир оторвался от своего занятия.
– Ты и в самом деле особенная, – признался он с таким неподдельным страданием, словно сам был на месте Ланы. – Миру столь больно тебя терять! Но я должен.
Струйка крови скользнула вниз, теряясь под футболкой, и серебристые глаза проводили ее взглядом, полным сожаления.
– Это последняя остановка. Ты достойна моей любви.
Кто же посмел назвать это любовью? Какое существо? Это лишь дрожание души, исторгаемой из реальности и остановленной на полпути. Это лишь просьба отпустить либо закончить начатое. Стремление к тому единственному, кто тобой завладел.
Синие губы Ланы едва заметно улыбнулись.
Это не любовь, Найтир, и ты все-таки проиграл. Можешь забрать мою кровь и мою жизнь, но ты – лишь Порог, который я переступлю и пойду дальше. Инструмент, который просто появился в моей жизни раньше предназначенного.