— Я очень рада, что ты, наконец, вернулся, — проговорила она слабым голосом. — Теперь мне не придется беспокоиться за детей. С ними все хорошо?
Рональд с трудом проглотил слюну. Во рту у него сильно пересохло.
— Я приехал в тюрьму прямо с корабля, — сказал он. — Встреча с детьми мне еще предстоит.
— Пожалуйста, не медли. Они будут так счастливы, когда увидят тебя… Боюсь, что они очень обеспокоены.
— Я непременно поеду к ним, — пообещал Рональд. — Но сначала я должен сделать все, чтобы освободить тебя.
— Возможно, ты прав, — согласилась Элизабет. — Почему ты так задержался с возвращением?
— Постройка корабля и его оснащение потребовали гораздо больше времени, чем мы планировали, — ответил Рональд. — Новизна конструкции причинила нам множество трудностей.
— Я посылала тебе письма.
— Я не получил ни одного из них, — произнес Рональд.
— Что же делать, но, по крайней мере, теперь ты дома, — сказала Элизабет.
— Я скоро вернусь, — проговорил Рональд, поднимаясь. Его трясло от ужаса, и помимо воли он был не в состоянии составить отчетливый план действий. Он приблизился к Уильяму, они вместе покинули камеру и вернулись в кабинет.
— Я только выполняю свой долг, — смиренно произнес Уильям. Он не мог понять, что у Рональда на уме.
— Покажите мне бумаги, — потребовал Рональд. Уильям пожал плечами и, порывшись в хламе, которым был завален его стол, вручил Рональду приказ о заключении Элизабет в тюрьму и приговор. Стюарт прочел их и вернул тюремщику. Покопавшись в кошельке, он достал оттуда несколько монет.
— Я хочу, чтобы Элизабет перевели в более чистую камеру и лучше с ней обращались.
Уильям охотно принял деньги, на лице его появилось довольное выражение.
— Благодарю вас, добрый сэр, — проговорил он, и монеты исчезли в карманах его широких штанов. — Но я не могу перевести ее в другую камеру. Смертников мы всегда размещаем в подвале. Не могу я также снять с нее кандалы, так как в приказе особо оговорено, что кандалы препятствуют призраку покидать ее тело. Но я попробую улучшить условия, в которых она пребывает, принимая во внимание ваше доброе ко мне отношение.
— Делайте все, что в ваших силах, — заключил Рональд. Выйдя на улицу, Рональд в мгновение оказался в карете, хотя ноги его подкашивались.
— К дому члена магистрата Корвина, — велел он.
Честер тронул лошадей. Он хотел, было спросить об Элизабет, но не осмелился. Слишком уж явное смятение было написано на лице Рональда.
Они ехали молча. На углу Эссекс-стрит и Вашингтон-стрит Рональд вылез из кареты.
— Ждите, — бросил он.
Рональд постучал в парадную дверь. Когда она открылась, он с чувством громадного облегчения увидел в ее проеме высокую сухопарую фигуру своего старого друга Джонатана Корвина. Как только он узнал Рональда, брюзгливое выражение его лица сменилось выражением заботливого участия. Он немедленно пригласил Рональда в скромную гостиную, попросив жену оставить их одних для важного разговора. Женщина поднялась из-за прялки в углу комнаты и вышла.
— Мне очень жаль, — произнес Джонатан, когда они остались одни. — Эта новость — плохое приветствие для усталого путешественника.
— Умоляю вас, скажите, что мне делать? — слабым голосом спросил Рональд.
— Боюсь, я не смогу ничего ответить вам на это, — начал Джонатан. — Настало смутное время. В городе царит дух враждебности и злобы. И может быть, господствует невежественное и всеобщее заблуждение. Я сам уже не уверен в своей правоте, потому что даже моя теща высказывается против того, что мы делаем, а ведь она не ведьма, которая заставляет меня поставить под вопрос показания несчастных девушек и усомниться в их мотивах.
— В данный момент мотивы этих девушек не слишком меня занимают, — сказал Рональд. — Мне надо знать, что я могу сделать для своей возлюбленной жены, с которой обращаются крайне жестоко.
Джонатан глубоко вздохнул.
— Боюсь, здесь мало, что можно исправить. Ваша жена осуждена особым трибуналом, который занимался основными причинами случаев колдовства.
— Но вы же сами только что сказали, что сомневаетесь в истинности показаний обвиняющих, — напомнил Рональд.
— Да, — согласился Джонатан. — Но приговор вашей жене не зависел ни от показаний одержимых девушек, ни от демонстрации силы призраков. Суд над вашей женой был очень коротким, он продолжался даже меньше, чем разбирательство по делу Бриджит Бишоп. Вина вашей жены ни у кого не вызвала сомнений, так как улика против нее была реальной и убедительной. Ее вина не вызывает ни у кого никаких сомнений.
— Вы верите, что моя жена ведьма? — недоумевающе спросил Рональд.
— Я действительно в это верю, — ответил Джонатан. — Мне очень жаль. Это суровая правда, которую трудно вынести даже мужчине.
В течение какого-то мгновения Рональд пристально вглядывался в лицо своего друга, пытаясь в то же время осознать то новое и ужасное, что ему только что сообщили. Рональд всегда ценил и уважал мнение Джонатана.
— Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать, — произнес наконец Рональд. — Если бы только отсрочить казнь, чтобы я смог ознакомиться с делом и изучить факты.
Джонатан встал и положил руку на плечо Рональда.
— Как член местного магистрата, я бессилен что-либо сделать. Возможно, вам стоит поехать домой и отдать свое внимание детям.
— Так просто я не сдамся, — заявил Рональд.
— Тогда все, что я могу вам посоветовать — это поехать в Бостон и поговорить с Сэмюэлем Сьюваллом, — сказал Джонатан. — Я знаю, что вы дружны с ним и вместе учились в Гарвардском колледже. У него хорошие связи в правительстве Колонии, возможно, он что-нибудь сможет вам предложить. Он должен проявить интерес — ведь он член особого трибунала и говорил мне о своих сомнениях по поводу этого дела в целом, так же как Натаниэль Солтонсталл, который даже отказался участвовать в процессе.
Рональд поблагодарил Джонатана и поспешил к выходу. Он рассказал Честеру о своих намерениях и скоро получил в свое распоряжение оседланного коня. Через час он был готов к семнадцатимильному путешествию. Он поскакал через Кембридж, пересек Чарльз-Ривер по мосту Грейтбридж и по дороге на Роксбери подъехал к Бостону с юго-запада.
Пока Рональд передвигался вдоль узкого Шомутского перешейка, его беспокойство стремительно возрастало. Его мозг терзался вопросом, что ему останется делать, если Сэмюэль не сможет или не захочет помочь ему. Никаких мыслей по этому поводу у Рональда не было. Сэмюэль оставался его последней надеждой, его последним шансом.
Проезжая через укрепления городских ворот Бостона, Рональд невольно задержал взгляд на виселице, под перекладиной на веревке неподвижно висело тело недавно казненного преступника. Это зрелище послужило грубым напоминанием, и по спине Рональда пробежала дрожь страха. Он пришпорил коня.
Дневная сутолока Бостона — города с шестью тысячами населения и плотно застроенного — несколько замедлила продвижение Рональда. Был почти час, когда он подъехал к дому Сэмюэля в южной части города. Рональд спешился и привязал коня к частоколу палисада.
Рональд нашел Сэмюэля в гостиной. Тот курил трубку с длинным чубуком, наслаждаясь послеобеденным отдыхом. Про себя Рональд отметил, что его друг здорово располнел за последние несколько лет и мало напоминал того лихого парня, с которым он, учась в колледже, катался зимой на коньках по льду Чарльз-Ривер.
Сэмюэль обрадовался приезду Рональда, но приветствие его было несколько натянутым. Он угадал причину прихода Рональда до того, как тот заговорил о деле Элизабет и ее муках. В ответ на вопрос Рональда Сэмюэль повторил то, что Рональд уже слышал от Корвина. Сэмюэль сказал, что вина Элизабет неоспорима из-за неопровержимой улики, в реальности которой невозможно сомневаться. Эту улику нашел в доме Рональда шериф Корвин.
Плечи Рональда безнадежно поникли. Он глубоко вздохнул и дал волю слезам. Он был совершенно уничтожен. В надежде успокоиться он попросил хозяина принести ему кружку пива. Когда Сэмюэль вернулся с пивом, Рональд сумел несколько собраться с духом. Сделав большой глоток, он попросил Сэмюэля рассказать, что же это за улика, которую использовали против его жены.