-Но ведь ты же рядом. Твой дом всего в паре улиц от моего. Ты ведь поможешь Мик?
Я с надеждой посмотрела на него. Его взгляд помутнел и сделался расфокусированным. Мне показалось, что ему тяжело говорить.
-Я … не могу, Брайди. Ты в опасности рядом со мной.
Он повернулся и зашагал от моего дома по пристани.
-Стой, Мики! Куда ты? – крикнула я, выбежав на порог. – О чем ты говоришь?
Друг развернулся и прошептал что-то. Я нахмурилась, пугаясь значения его слов и в то же время, не понимая его. «Ухожу навсегда», вот что он сказал. Мне хотелось крикнуть ему вслед тысячи слов, но я не смогла. Я понимала, что я не смогу остановить своенравного Микаэля Хэнсби. Такой же, как и его мать. Не знаю, что могло случиться с ним. Он говорил, что идет в горы с Реном и Дереком, а я считала это скверной затеей. Они сыновья Смотрящего, и делают то, что им захочется. Я сторонилась таких людей. Они почти так же опасны, как и Болезни. Но, если это они причастны к уходу Мика, я, клянусь, надеру им задницы!
Я никогда не любила церковные песни. Они всегда слишком сильно действовали на мои чувства. Взывали к добру, любви, радости. К тем чувствам, которые я давно похоронила в себе. Никогда в жизни я не могла веселиться как все подростки, ходить на вечерние танцы, устраивать пикники. Смерть родителей, лишения многих дней: все это давило неподъемным грузом. Когда мистер Ридли, святой отец, проповедовавший в городе №312, отпевал бабушку, я плакала. Не рыдала, громко и безудержно, жалея себя, а именно ПЛАКАЛА. Эти слезы отпускали её, омывали её смерть, восхваляли её деяния на земле. После песни святой отец и все кто пришли на похороны, длинной вереницей шли на площадь. Там уже был заготовлен помост, и сложены сухие ветки. Тело бабушки положили на возвышение в центре будущего костра. Принято было делиться воспоминаниями о ней, пока пылал погребальный огонь. Я не вызвалась первой. К моему удивлению на помост вышла Флора Хэнсби. Я из последних сил выдерживала сочувствующие взгляды, похлопывания по плечу и когда вышла мама Мика, что-то буквально, взорвалось во мне. Она ведь никогда не питала ко мне добрых чувств. Я не слышала её слов, произносимых грустно, но довольно громко. Не слышала, как произносили речь другие жители. Мое тело и сердце застыло. Я только стояла и как-будто издалека наблюдала за красными искрами огромного огня в центре площади.
После прощального ужина в доме Анны, я чувствовала себя раздавленной. Нет, я чувствовала себя НИКЕМ. Помогая ей убираться, я едва не побила весь сервиз. Поэтому Анна сочувственно обняла меня и приказала идти домой отдыхать. Не знаю, как я дошла, но земля вращалась перед глазами, а каждый звук казался слишком громким. Придя домой на негнущихся ногах, я села на диван. Нала везде сопровождала меня. Сейчас она положила голову мне на колени и грустно подвывала. Из её глаз стекали сразу три слезинки. Я погладила её мягкую шерсть.
-Нала, что мне делать? – спросила я свою самую преданную подругу. Я нередко с ней разговаривала. В её молчании было больше полезных советов, чем в разговорах с людьми. – Кончиться когда-то эта боль?
Этой ночью я спала беспокойно, ворочаясь. Просыпаясь от ужасных видений бледного разорванного тела бабушки. Все это рисовало мое воображение. Какой-то частью, я радовалась, что бабушка умерла не от рук Болезни. Ведь сжечь её, зная, что она могла бы восстать и ходить по земле, пусть и в виде ужасного монстра, было слишком тяжело.
3
25 сентября, 2201 год
Утром меня ждала куча дел. А ещё я хотела отвлечься от своих мыслей с помощью домашней работы. Теперь наш дом и небольшой клаптик земли в горах, остался на моем попечении. Раньше я редко помогала бабушке в доме и на земле. Я охотилась в горных лесах, ловила рыбу, или просто исчезала вместе с Налой на целый день. Только теперь я поняла, какой дурой была. Сколько времени я могла бы провести с бабулей. Но бабушка почему-то любила свою единственную внучку. Она всегда понимала и поддерживала меня. Она и Мик. Больше никто.
Чтобы не посрамить бабушку я решилась взяться за работу пораньше. В доме предстояла грандиозная уборка, поэтому я начала с расстановки всех вещей по своим местам. В суматохе похорон я много чего разбросала. Теперь пришлось возвращать этим вещам первоначальное состояние. В доме было три комнаты: кухня, зал, где на диване спала бабушка, и за стеной моя комната. Вещей у нас было немного, но даже это я умудрялась разбрасывать. Как жаль, что я не такая аккуратная как бабушка. После получасового марафона по дому, я полюбовалась своей работой. Теперь старое постельное белье было тщательно избавлено от пыли и соринок и постелено на кровать (диван в зале я решила больше не стелить, так как спать на нем некому). Полки на кухне были протерты и теперь едва ли не блестели. Окна оставались мутными из-за своего «возраста», но все, же сносно помыты. На карнизы, вырезанные из дерева ещё прадедушкой, я вывесила темно лиловые шторы, которые любила бабушка. Она вешал их по праздникам. Может, это и странно – после её смерти вешать праздничные шторы, но я подумала, что ей бы это понравилось. На миг я представила, что она гремит посудой в кухне, потом выбегает на улицу, выглядывая меня с охоты. Мне стало одиноко, и дом показался слишком большим. Я мысленно отдернула себя и зашла в свою комнатушку переодеться.