Астер смотрит на него скептически, но всё же кивает, уверенный, что друг не станет врать, да и старые ошибки каждый из них учел. В противном случае сейчас всего этого не было бы, если бы они досконально не поняли все свои недочеты и не пришли к общим выводам. Всё же, по прошествию нескольких тихих минут Кролик выдыхает и опускает голову, в согласии и примирении.
— Всё готово? — уже более дружелюбно спрашивает он.
— Да. Послезавтра…
— А Рей?
— Рей готов. Он пойдет за нами.
В зале наступает тишина, оба Хранителя пока ничего не говорят, и так из последнего короткого диалога всё поняли и знают, что завтра нужно делать. Они должны в этот раз убить даже не двух, а целых трех зайцев одним выстрелом. И они так и сделают. И мальчик, который полностью принял их сторону, в этом поможет. Луноликий, как всегда подскажет, а Вера, как они считают, будет защищена. И никто из них так и не увидит чему высоко в небе улыбнулся Лунный Дух, довольствуясь частью уже исполненного плана, на который к сожалению ушло больше сил, чем он изначально планировал.
Комментарий к 5 Глава
Надеюсь глава вышла интересной)) Могу сказать, что многое еще не решено и впереди много разных интриг. Да и с Хранителями не всё потеряно, так что думаю в конце смогу удивить неожиданным поворотом:)
V.S И еще Лис просит прощения, что не всегда вовремя успевает ответить на комментарии:)
========== 6 Глава ==========
Темнота была везде, она словно окутывала с головы до ног, неумолимо уничтожала даже малейший намек на более серую тень, создавая непроглядное, кромешно черное пространство вокруг. Но это не пугало, не вгоняло в панический ужас, а наоборот, заставляло чувствовать себя в некой безопасности и защищенности. Тьма была ему знакома. Понята и принята уже окончательно.
Словно стоит протянуть руку вперед и ты почувствуешь её осязаемость, мягкость, и это, едва ощутимое тепло, переходящее в легкий, пока что незначительный жар. Тьма повсюду, она сковывает, не позволяет шевельнуться, приказывая стоять на месте и ожидать своей расплаты. И он послушно ждет, пытаясь поймать мягкие волны тепла, пытаясь коснуться того, что вроде находится рядом, но мягкое черное полотно, к которому так хочется прикоснуться ускользает, оставляя шлейфы едва различимые в воздухе.
В нетерпении хочется мотнуть головой, проявить свою волю, свою магию, но даже кристально белые снежинки не будут видны в этой кромешной тьме. Он знает, потому, что он не видит даже собственных рук. Это темнота поглощает полностью и безвозвратно, но отчего-то именно это настолько и притягивает, сманивает, заставляя покориться ей. Полностью и безвозвратно, оставаясь в царстве тьмы и тепла, нарастающего, заставляющего воздух медленно плавиться.
Тьма скользит по его телу, играючи, совсем мягко касаясь голых плеч и, вновь исчезает, оставляя болезненное, волнительное послевкусие. В этой темноте почти нет звуков, почти… Кроме его собственного тихого дыхания, легкой дрожи и громкого стука сердца. И из-за этого становится еще томительней здесь находиться, слышать лишь собственное поражение, в коротких вздохах, хриплом дыхании, в тихом, первом, едва различимом стоне.
Тьма вновь дарует прикосновение, равносильно легкое, почти эфемерное, но теплое, которое в следующую секунду становится полноценным касанием, жарким — физически ощутимым, узнаваемы до дрожи. Мягко, медленно, горячие пальцы скользят по его ледяному плечу, издевательски медленно и горячо одновременно, из-за чего мальчишка не выдерживает: запрокидывая голову и выстанывая в голос, поддаваясь назад и желая ощутить цепкие объятья.
С силой закушенная губа и в горле пересыхает, и следующий стон слышится слишком ломким, хриплым — на грани различимого, и от этого же настолько соблазнительно. Ему хочется больше, сильнее, жестче. Чтобы полностью ощутить жар чужой кожи, чтобы почувствовать болезненный укус на шее, чтобы с силой прижали к стенке, если такая здесь есть, зажали собой и во век не отпускали. Но в темноте слышится лишь его сбитое дыхание, почти неслышное облизывание губ, и ему даровано лишь одно новое, легкое касание: горячая рука скользит с плеча на шею, а едва ощутимые, но острые когти возбуждающе царапают мраморную кожу, отчего Ледяной стонет, вновь поддаваясь под эти касания.
Так не пойдет, так он не хочет, он хочет развернуться, обнять, и заглянуть в горящие золотом глаза, он знает, что только они будут видны в этой тьме, тьме, которая вся принадлежит Ему.
Томительно, жарко, почти на грани его сознания, и он понимает, что стало слишком горячо, знает, что будь воздух не черным, а прозрачным, то скорее всего плавился бы как в пустыне, он чувствует, как тьма ожидающе вьется у его ног, лениво, но с силой обхватывая худые щиколотки. И ничего не остается кроме, как поддаться, тихо, умоляюще всхлипнуть, выпрашивая ласку и новые жаркие касания.
Когда чужие, но в то же время родные руки с силой сцепляются у мальчишки на талии и его притягивают ближе, он готов взвыть, до того ему не хватало этого тепла и собственнического жеста. И сил терпеть просто не остается: он резко дергается, пытаясь развернуться, и в ту же секунду его с силой от себя отстраняют, и словно вновь вокруг только тьма, без присутствия его Черного Духа. Мальчишка потерян, он разочарованно обиженно всхлипывает, подаваясь во тьму, но не успевает вытянуть вперед даже руку, как голова начинает кружиться, и он готов от этого тут же свалиться в обморок. Но в ту же секунду прикосновения возвращаются, и Ледяной не успевает даже вскрикнуть, как все вокруг изменяется: тьма начинает рассеиваться, воздух становится вновь горячей, а его нагло притягивают ближе, забирая в собственнические объятья.
Слишком резкое движение когтей по горлу, слишком болезненное и слишком долгожданное, но привыкнуть ему не дают, и сладкий всхлип сиюминутно обрывается жестким поцелуем. Джек глухо стонет, выгибается под горячие поглаживания на спине и сам теперь обнимает за шею своего Короля, приоткрывая губы и продолжая жаркий влажный поцелуй, дурея от любимого запаха и тепла. Совсем некстати рассеиваться последняя тьма, и отстранившись на секунду мальчишка распахивает глаза, чтобы заглянуть в родные желтые глаза, чтобы быстро подметить знакомую смежную залу и в конце концов убедиться в реальности происходящего.
— Тебя же… Ты вернулся раньше..? — севшим голосом едва ли может спросить Джек, почти не веря, но знакомая, наглая ухмылка на тонких губах заставляет поверить в его реальное присутствие. А мальчишка почти сходит с ума от счастья, скользя взглядом по родному телу, оглаживая острые плечи и вновь поддаваясь за поцелуем, тихо всхлипывая и постанывая от усилившейся хватки на талии.
Ему плохо и хорошо одновременно. Он поддается еще ближе, желая ощутить как можно ярче своего Короля. Ледяной нетерпеливо постанывает и громко вскрикивает, когда его несильно, но ощутимо прикусывают за нижнюю губу, сразу зализывая поврежденное место и переходя сладкими поцелуями на шею, пытаясь укусить, показать что это не мираж, поцарапать, и как можно больше оставить отметин и персональных меток.
Он уже почти плавится, весь и без остатка, даже мысли накрываются, а слова так и не высказаны, те которые он хочет, которые так долго смаковал на языке, вместо этого вновь получаются вскрики и стоны. Джек запрокидывает голову назад, предоставляя больший доступ к горлу и шее, но никак не ожидает, что его мягко отстранят и так же мягко, но настойчиво толкнут назад. Равновесие он почти теряет, но ожидаемо падает на их каменную со шкурами кровать.
А этот Ужас Ночи смотрит на него сверху вниз, наклоняясь и настойчиво целует, и мальчишке ничего не остается, как лечь на мягкие шкуры, томно постанывая от будоражащих прикосновений к его голому телу. Он выгибается, обрывает поцелуй и нагло обнимает своего Короля за шею.
— Иди сюда, — почти неслышно шепчет Джек, притягивая к себе Кромешника, — Ты даже не представляешь, как я сходил по тебе с ума…
Мальчишка всхлипывает и вновь жарко отвечает на поцелуй, и похоже больше ему сегодня не дадут говорить. Но он только «за», сам поддается под несдержанные касания, позволяя себя мучить. Джек скулит, охотно отдается ласкам горячих рук, дурея от близости и от этого жара родного тела.