– Кэтрин сказала, что и с ней это случилось.
– Но, – продолжает он, – хотя я и верю тебе, Кэтрин права. Я не думаю, что мы должны расстаться с этими ключами, не узнав наверняка, что обратного пути нет. Надеюсь, ты понимаешь?
Я киваю. Мы ожидали этого.
– Ты пока тоже не сможешь выбраться, Кейт. То есть если ты не переместилась сюда из стабильной точки за пределами Далласа, то ты наверняка застряла…
– На самом деле я могу вернуться прямо отсюда, – говорю я. – Перемещаться мне тоже нужно в стабильную точку, но возвращаться я могу из любого места. Это то, чего Сол пытался добиться, но у него не получилось.
Эвелин все еще смотрит на застывший образ отца, обнимающего меня одной рукой, и слезы текут по ее лицу. Я не уверена, слушает ли она нас.
– Чего он хочет, Кейт? – спрашивает Тимоти. – Зачем Сол это сделал?
Несколько месяцев назад я задала тот же вопрос Кэтрин и Коннору. Тогда у них был лишь один ответ, и заключался он в том, что Сол хотел власти, всей власти, которую он только мог получить. И хотя теперь у нас больше информации, в настоящем ответе вся суть.
Я пожимаю плечами:
– Он захотел поиграть в Бога. Решить, кому жить, а кому умирать. Создать свою версию рая, где только те, кто разделяет его взгляды, могут остаться.
Мы некоторое время молчим, а потом я спрашиваю:
– Где мы встретимся завтра? И когда?
Эвелин поворачивается ко мне, почти обрывая на середине вопроса, будто только что вспомнила, что я в машине, и возвращает мне телефон. Она достает ключ ХРОНОСа из-под блузки, снимает цепочку через голову, почти бросая ключ в меня.
– Отдай ей свой чертов ключ, Тимоти! Мы уже пять раз пытались связаться со штабом. Нет смысла надеяться, что мы поймаем сигнал завтра, – ее голос немного смягчается, когда она смотрит на меня. – Тебе не нужно возвращаться, Кейт.
– Спасибо, Эвелин.
Когда я прячу ее ключ в карман своего свитера, мне кое-что приходит в голову:
– Эм… если я вдруг снова появлюсь и начну задавать вопросы, внимательно рассмотрите цвет моих глаз, ладно? И проверьте это, – я слегка откидываю назад волосы и поворачиваюсь к ней правой щекой, открывая относительно новый и, к счастью, заживающий розоватый шрам на шее. Тетя Пруденс, возможно, достаточно сообразительна, чтобы надеть зеленые контактные линзы, но она не знает о моей встрече с Г. Г. Холмсом в Чикаго. – Если не увидите шрама, значит, это не я и вам нельзя ей что-либо говорить. Она с Солом.
Тимоти достает из кармана ключ ХРОНОСа и расстегивает маленький зажим, который крепит его к петле на поясе. Он держит светящийся синий круг в своей ладони и смотрит на песочные часы в центре, наблюдая, как песок медленно тянется из стороны в сторону.
– Какого цвета он для тебя, Кейт? – спрашивает он.
Наверное, в ХРОНОСе это было чем-то вроде болтовни о погоде. Каждый видит свет в центре медальона по-разному.
– Он голубой, – отвечаю я. – Как невероятно яркое небо.
Грустная улыбка тронула его губы.
– Неужели? И для меня. Для Эв он розовый.
Я улыбаюсь ему в ответ, а потом перевожу взгляд на Эвелин.
– Папа только временами видит свет, но, когда это случается, он говорит, что свет кажется ему розовым. Так что, я думаю, это у него от тебя.
Ее нижняя губа слегка дрожит. Она протягивает руку и кладет ее на лицо моего деда, лицо, так похожее на лицо их сына, которого они никогда не увидят взрослым.
– Тимо, с прежней жизнью покончено. Просто дай ей свой ключ, чтобы она могла вернуться домой. И избавься от этого вонючего чили-дога. Мы больше не в отпуске.
2
23 июля 1905 года, 8:06 утра
– Получилось! – Достаю медальоны из кармана и машу ими перед собой.
– Я и не сомневался, – Кирнан сидит на деревянном ящике, скрестив ноги, точно так же, как и перед моим уходом, и все так же улыбается. Для него прошла всего минута с тех пор, как я отправилась в Даллас, чтобы забрать ключи у Тимоти и Эвелин.
Эта кладовая занесена в список как официальная стабильная точка ХРОНОСа – одно из тех мест, куда историки могут переместиться между 1898–1932 годами. В первый раз в Бостон я прибыла в 1905 году, посреди ночи, выскользнув из кладовой в мрачное помещение. Прямо у двери я оставила конверт с именем Кирнана на лицевой стороне и ничем больше, кроме клочка бумаги с сегодняшней датой и временем: 7 утра. Для меня это случилось три недели назад, и я дважды возвращалась с тех пор, чтобы получить решение Кирнана о том, как именно мы заберем эти два медальона.