Никто не хлопал. Никто не издал ни звука. Я начала перематывать пленку, и они выстроились у проекционного стола. Я смотрела на эти когорты, среди которых провела последние годы, и никто из них не смог взглянуть мне в лицо. Они молча вышли из комнаты, и последним вышел профессор Вальгрен. Он остановился у двери, обернулся, чтобы что-нибудь сказать, но передумал; глядя в пол, он медленно, беззвучно закрыл дверь.
Я получила диплом с отличием и членство в «Фи-Бета-Каппа». На церемонию я не пошла, диплом мне выслали по почте. Я не стала возвращаться и хвастаться перед студентами. После своего показа я забрала коробки с пленкой и «аррифлекс» в качестве репарации и стала пытаться получить работу. В «Метро Голдуин Майер» мне предложили начать карьеру секретаршей. «Уорнер Бразерс Севен Артс» заинтересовались моими издательскими навыками и предложили мне для начала полтора доллара в неделю, если я буду производить на свет рекламу для их новинок. Мои технические навыки произвели на них большое впечатление. Они были уверены, что это поможет, когда я буду писать пресс-релиз для их последнего фильма с Уорреном Битти {84} .
Киношники андеграунда действовали прямее. Один известный человек спросил меня, как бы я смотрела на то, чтобы одеться гермафродитом для его следующего фильма. Он восхищался моим лицом и считал, что я буду божественна в качестве мальчика-девочки и девочки-мальчика для его будущей постановки Шекспира в обнаженной натуре. Сказал, что сделает из меня звезду. «Янг» и «Рубикам» сказали, что мне надо начинать секретаршей, но через несколько лет я смогу снимать рекламные ролики. «Уэллс», «Рич», «Грин» сказали мне то же самое, но предложили больше денег и лучший офис. Парень, который снимал марсианское изнасилование, попал прямо на «Си-Би-Эс», ассистентом режиссера в детскую программу. Мне на «Си-Би-Эс» сказали, что у них нет вакансий.
Нет, это меня не удивляло, но все-таки огорчало. Я надеялась, вопреки всему, что стану ярким исключением, талантливым экземпляром, который сметет половые и классовые барьеры. Ура мне! В конце концов, я была лучшей на своем курсе, должно это хоть что-нибудь значить? Я проводила эти горькие дни (после того, как тратила обеденные часы на собеседования), сидя в офисе, а Стелла то и дело приходила с очередным рассказом о проблемах с простатой мистера Коэна, горькие дни, когда я редактировала «Компендиум Ремесел» и думала, что тресну по швам над изготовлением фацетного стекла за пятнадцать шагов. Моя досада отражалась в выпусках новостей, где было полно историй о моих ровесниках, шумно протестующих на улицах. Но почему-то я знала, что мой гнев и их гнев - вещи разные, и они все равно выгнали бы меня из своего движения за то, что я лесбиянка. Я где-то читала, что собираются и женские группы, но они бы тоже меня выгнали. Вот черт! Я хотела бы быть лягушкой в том старом пруду у Эпа. Я хотела бы встать однажды утром и посмотреть на мир так, как смотрела в детстве. Я хотела бы идти по улицам и не слышать этих постоянных свистков от противоположного пола. Черт, я хотела бы, чтобы мир позволил мне быть самой собой. Но я была осторожна во всех отношениях. Я хотела бы снимать свои фильмы. Ради этого желания можно и потрудиться. Так или иначе, я буду снимать эти фильмы, и мне не очень нравится, что этого придется добиваться лет до пятидесяти. Но даже если так, то держитесь все вокруг, потому что я собираюсь быть самой горячей штучкой пятидесяти лет по эту сторону Миссисипи!