— Это который сейчас в майке и трусах что ли? — спросил особист.
— Да, да, именно тот, — подтвердил Колдун.
— А я думаю — что у них за мода пошла — в исподнем воевать, может, психологическое воздействие какое?
Мухин возмущенно запыхтел.
— Доктор, я ему пару вопросов могу задать? — спросил Калашников, заходя в медицинскую палатку.
— Вообще-то, больного нужно готовить к операции, — нехотя отозвался пожилой, с седой бороденкой врач.
— Если б я его из лесу не вытащил, то и готовить было б некого, — привел железный аргумент Колдун. — Так что пусть терпит, расплачивается за спасение.
— А, — махнул рукой доктор, — беседуйте, пойду пока, покурю.
Калашников взял белый табурет и поставил его в изголовье кровати.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я тебя от смерти спас? — спросил он раненного боевика.
Тот молча кивнул.
— А ведь мог и добить.
Чеченец снова кивнул.
— То есть, поступил благородно, согласен?
Кивок.
— Так вот, скажи мне теперь откровенно: кто ты, откуда и почему оказался в лесу?
— Я Хархароев Гелани, — тихо выговорил пленный. — Мы с другом возвращались к себе домой, в Урус-Мартан.
— Откуда?
— Из Гансолчу.
Колдун не поверил своим ушам. Такие совпадения бывают? Пожалуй, лишь в фильмах и то в плохих. Неужели все так ровненько срослось? Все-таки, не обошлось здесь без колдовских чар, нет, не обошлось.
— Так ты из Урус-Мартана? — еще раз уточнил Калашников.
— Да, оттуда.
— Старика Абу Умара знаешь?
— Сосед мой, а что с ним?
— Ничего, ничего, — успокоил его Колдун (и успокоился сам). Все совпадало.
— По дороге нас остановили боевики, — продолжил чеченец. — Сказали, что мы должны им помочь, у них людей не хватает. Сказали, если поможем, то отпустят, а если нет — расстреляют. Так и оказались в лесу. Но я никого не убивал, мне и автомат дали какой-то старый, сбитый.
— Ладно, мели Емеля, — махнул рукой Калашников, — всех вас заставили, и все вы стреляете в воздух, когда на допросах сидите. Ты мне вот что скажи, когда Светлану Берцову последний раз видел?
— Свету? — задумался Гелани. — Месяца полтора назад, когда в Россию приезжал. Попросил ее встретить и с билетами помочь. Мне на север надо было лететь.
— Как ты с ней связался?
— У матери адрес есть, телефон.
— А со Славой виделся?
— Нет, — цокнул языком чеченец, — я утром приехал, а вечером уже в самолете сидел, не успели пообщаться.
Калашников настроил внутренний 'детектор лжи' на максимальную чувствительность и, склонившись над собеседником, пристально посмотрел в его глаза.
— Знаешь о том, что убили Славу?
— Как? — неподдельно удивился Гелани, — Где? Там, у вас?
Колдун расстроился — фальши в глазах чеченца он не заметил. А так хотелось. Нет, все же везения много не бывает. Отрезала тебе удача небольшой кусочек и хватит. Радуйся тому, что есть, иначе в следующий раз и этого не получишь.
— Расскажи, какие у тебя отношения были со Светланой. И имей в виду, что я практически все знаю.
— Мне скрывать нечего, нормальные были отношения, соседские.
— Замуж не звал?
— Нет. Русская она, меня бы потом все родственники заклевали. У нас своих женщин девать некуда.
— Хорошо. И напоследок скажи-ка пару слов о лагере.
— Я ничего не знаю. Охранником был. У зинданов стоял.
Калашников невесело усмехнулся. И этот сказки про сторожей сочиняет. Глупее себя ищет, что ли.
— Ну, тогда о пленных расскажи.
— Что нужно?
— По какой системе с ними работали?
— По-простой, как и везде: одних продавали, других меняли, третьих на свою сторону перетягивали.
— Славянских террористов готовили?
— И такие были.
— В русские города их запускали?
— Может быть. Не знаю, — опустил глаза чеченец.
— Как их вербовали?
— Одних угрозами, другие сами к нам просились.
— Не врешь? — усомнился Калашников.
— Клянусь, были такие, — заверил Гелани.
— И много вы террористов навербовали?
— Почему мы? — возмутился чеченец. — Я только на охране стоял, вашего друга, между прочим, спас.
— Ладно, ладно. Не горячись. Фамилии завербованных помнишь?
— Нет, откуда. Я их только по именам знал: Слава там, Сергей…
Перечисление имен на полуслове оборвал строгий голос доктора.
— Так, молодой человек! Вы уже злоупотребляете моим терпением. У нас операция.
— Все, ухожу, ухожу, — поднимаясь с табурета, сказал Калашников. — У нас еще будет время пообщаться, выздоравливай.
— Спасибо, — кивнул чеченец.
На улице, как гортоповские кони, ржали бойцы. Вот война — препаскуднейшая тетка, до чего души огрубляет! Всего несколько часов назад потеряли боевых товарищей, сами чуть не погибли, и вот, пожалуйста, — гогочут, будто припадочные. Профессиональная деформация — ничего не поделаешь.
— Чего гогочем? — поинтересовался Калашнков. — Сегодня 1 Апреля — День дурака? В смысле — профессиональный праздник у некоторых?
— Да, нет, — хохотнул Антонов, — Муха рассказывает, как Хасана из брони вытаскивал.
— Выходи, говорю, ему, — травил дальше Мухин, — в обратный путь здесь уже другие поедут. Он орет: 'Нет, мне нельзя на крышу, у меня оружия нету! Ладно, говорю, сиди, только потом не жалуйся. Он мне: 'Не волнуйся, все здесь поместимся'. Добро, думаю, все, так все. Когда бойцы мертвых духов в наш бэтээр кинули, слышу он верещит — 'Вы че, надо мной издеваетесь, что ли? Зачем мертвяков сюда бросили? Ты же сказал, в обратный путь поедем, а не в последний! Я говорю, мол, предупреждал же тебя, что обратно здесь другие поедут. Сиди, говорю теперь и не ори, как резаный. Он заглох. А когда на Ханкалу приехали, пробкой из люка выскочил, тут же проблевался и замычал: 'Спасибо вам, что под пули кинули и в гробу на колесиках покатали. Хорошо съездили родственников проведать. Я больше близко к этому катафалку не подойду, я с вами даже пешком ходить не буду'.
— И что здесь смешного? — не понял Калашников. — Или я самое интересное пропустил?
— А действительно, — смахнул с губ улыбку Антонов.
— А кто смеется? — разом посерьезнел Мухин.
Все перевели взгляд на особиста, который покатывался, не переставая. И с чего, спрашивается? Вроде бы, палец никто не показывал.
Глава 16
— На улице темно и сыро, а в кабинете светло и сухо! — жизнерадостно продекламировал Фокин, наливая чай в цветастую кружечку. — Можно сидеть хоть до утра.
— На улице идет снег, а у нас идет концерт, — передразнила его Галина Жукова. — Вам бы конферансье в филармонии работать.
— Что-о? — скривил губы Олег.
— Конферансье, говорю. Задатки у вас чувствуются.
— А вам бы артисткой в погорелом театре, — тут же среагировал Полынцев, — Перед публикой вон с каким вдохновением играете.
— Разве это публика, — махнула рукой Галина. — Ободранного милиционерика испугались — стадо овечек.
— Бабушка с клюкой больше на пастушку была похожа, — не согласился Андрей. — Одну паршивую овцу хорошо воспитала.
— Сука старая, — злобно процедила Жукова, растирая покрасневшие запястья.
— И все-таки вернемся к нашим баранам, — напомнил тему допроса Фокин. — Итак, зачем же мы сегодня приходили на квартиру Берцова?
— Не знаю, зачем вы туда приходили.
— Не надо придираться к словам, — Олег шумно отхлебнул из кружечки.
— Не надо вслух хлебать, — сделала замечание Жукова, — другим тоже хочется.
— Пусть другие честно признаются в содеянном и наливают себе хоть полное ведро.
— Я все сказала: нигде не была, ничего не делала, никого не видела. На автобусе в магазин ездила. Хватит одно и то же в ступе толочь, мне домой пора, время уже 10. Меня… — Галина осеклась на полуслове.