Выбрать главу

Юджин и сам не осознавал, зачем это делает, зачем пытается вспомнить жизнь совершенно чужого ему человека. Может, он так пытался убедить себя, что тот не настолько и чужой, что ему можно доверять, но даже факт единичной встречи мало помогал.

Но кто он? Внешне почти копия Оуэна, а Оуэну доверять — самое бессмысленное дело. Так к чему все это вообще? Где-то в глубине души Юджин понимал, что он, наверное, просто не сможет доверить жизнь Оскара кому-то постороннему. Но он и сам толком ничего не мог сделать. Он отчаянно пытался вернуться к старым мыслям, к глупостям вроде того, что надо будет потом купить на неделе, или о том, что, наверное, надо бы всё же завести кошку, чтобы не так одиноко было сидеть дома по ночам.

Однако как ни старался Юджин, в голове всё так же стучала одна и та же мысль, заевшая, будто пластинка: «Он, действительно, может быть болен». Каким бы мерзким циником ни был Оуэн, в прямолинейности и трезвости суждений ему было отказать нельзя. И неудивительно, что ему со стороны, Оскар сейчас казался уже по-настоящему безумным. Но верить в это не хотелось. Отчего-то Юджину вспомнился отец, который до последнего отказывался обращаться к врачу, а когда стало плохо — было уже поздно. Почему-то попытка попросить помощи у кого-то ему сейчас казалась унижением, словно он признавался в своём бессилии. «Не только в бессилии. Ты хочешь окончательно признать, что он — псих, а это, это неправильно, это…», — Юджин настолько заблудился в своих мыслях, что чуть не пошёл на красный.

Сам факт таких размышлений уже казался ему предательством, будто он не доверяет Оскару. Но, черт, он был бы рад поверить во что угодно: в призраков, зомби или пришельцев, если бы только Оскар сам не изводил себя бесконечными переживаниями, упрёками и паранойей.

Он старательно избегал одной-единственной мысли. Оуэн сказал ему, что он должен изолировать Оскара от всего, что напоминает ему о Нидж, и он вполне мог представить, что ему предстоит попытаться сделать в первую очередь — заставить его покинуть эту угрюмую вонючую квартирку. Но было ещё кое-что, даже если бы тот чудом согласился съехать. Было ещё кое-что, что тоже могло пробудить эти воспоминания. Точнее, кто-то. Он сам.

Юджин чувствовал, что, возможно, он — единственная причина, из-за которой Оскар не может прийти в себя. Почти каждый их разговор заканчивался его угрюмыми монологами, полными отчаянья и вины.

«Он же помешан на том, что влияет на жизни других. И уверен, что абсолютно всё взаимосвязано, каждое слово, действие. И… кто знает, может, я тоже, ну, внёс свой вклад в то, что с ним стало своим бесконечным унынием, навязчивостью и… Кто знает, может, было бы лучше, если я…», — он остановился и раздражённо осмотрелся, пытаясь сориентироваться: за всеми этими самокопаниями он немного потерялся. «Я просто пытаюсь пойти на попятную. Снова. Я пытаюсь спрятаться за моими мыслями, просто убежать от всех этих дурацких чувств, вины и ответственности. Я должен помочь ему, даже если он мне этого не позволит. Чёрт побери, если он откажется покинуть эту чёртову квартиру, я просто схвачу его и утащу куда подальше. И если он попытается сопротивляться — это уже ничего не значит», — он остановился на мгновение, представив его невероятно возмущённое лицо, то, как он кричит и бьёт ладонью по его спине, точно обиженный ребёнок. Юджин улыбнулся, но в то же мгновение улыбка превратилась в тихий скорбный вздох.

«Я не должен думать о подобных вещах. Я не просто пытаюсь представить себе нечто, чему никогда не быть, я хочу, чтобы он страдал просто потому, что хочу спасти его. Да можно ли это назвать не то что «дружбой», а просто «нормальными человеческими отношениями»?! Что я такое? Я просто чёртов монстр, что прячется под кроватью, а потом пытается овладеть волей своей жертвы, превращая его в свою собственность, заставляя его быть зависимым, а потом в удобный момент просто швыряет его в пучину безумия и отчаянья», — от таких размышлений становилось почти физически плохо: в глазах мутнело, ноги становились будто деревянными. Юджин остановился снова, пытаясь найти нужный поворот. «Чёрт. Нет, мне явно нужно меньше думать. Он прав в том, что мне нельзя рефлексировать. Это вечно приводит к такому бреду», — лишь покачал головой он.

Он с лёгкостью нашёл нужный подъезд, буквально влетел на третий этаж и уже думал позвонить, как вдруг вспомнил про ключи. Юджин достал их из кармана и задумчиво уставился на свою ладонь. Ключи слегка отблёскивали в приглушённом сером свете октябрьского заката. «И почему он мне их дал? Я наверняка должен их вернуть. Наверняка… или не должен?» — думал он, рассматривая оборванную цепочку, видимо, когда-то бывшею частью брелока.

Его руки слегка дрожали. Юджин пытался не представлять, что ждёт его за дверью. Возможно, его визит будет неожиданным, так что, кто знает, как Оскар может отреагировать. Но он всё же надеялся, что тот сделал всё правильно и что он в куда лучшем настроении, чем вчера. Он, действительно, надеялся.

Ключ медленно повернулся в замочной скважине, как-то слишком громко скрипнув. По крайней мере, в коридоре было темно, однако когда Юджин присмотрелся повнимательнее, то он понял, что просто перегорела лампочка: переключатель был во включенном положении. Это был явно нехороший знак. Вчерашний запах почти выветрился. Теперь просто пахло старой квартирой. Хотя, что-то ещё примешивалось к этому запаху. Юджин судорожно перебирал в голове, что же напоминает ему этот запах. Наконец, он вспомнил: в детстве, когда мать пересаживала растения, присыпала их новой землёй, в комнате пахло точно так же.

Юджин почувствовал, как озноб охватывает всё его тело: дрожали колени, плечи и даже шея. Это походило на землетрясение — землетрясение, что бушевало внутри него. Скулы точно оледенели, онемели, не давая сказать и слова, зубы едва слышно постукивали. «Просто попытайся успокоиться, ещё ничего не произошло», — Юджин медленно развернулся. Нужно закрыть дверь. Он глубоко вздохнул, пытаясь усмирить отчаянно колотившееся в грудной клетке сердце.

Он остановился, не зная, что делать дальше. Идти тихо или оповестить Оскара о своём появлении? Юджин беззвучно сделал несколько шагов вперёд, не потому, что решил так, а потому, что просто не мог передвигаться быстрее, точно всё его тело было сковано льдом.

Комната по-прежнему была освещена скупым желтоватым светом, исходящим от бра. Казалось, что тут никого нет, и на мгновение Юджин понадеялся, что он заглянул не вовремя, а Оскар просто вышел куда-то. Что-то медленно зашевелилось неподалёку от окна. Там было что-то, что-то, укутанное в плед. Фигура снова пошевелилась и высунула из-под пледа свой длинный, острый, с заметной горбинкой нос.

— Это ты, — голос прозвучал странно, точно его обладатель забыл, как вообще нужно говорить. Интонация была, скорее, волнообразной, будто он сначала хотел спросить, а только потом осознал реальность его присутствия. — Это, действительно, ты, — Оскар неловко улыбнулся. — Как же хорошо увидеть кто-то, — его голос звучал несколько размеренно, даже сонно, точно он пытался успокоить сам себя.