***
Юджин толком не помнил, как добежал до квартала, где находился дом Оскара. Было душно, несмотря на промозглый ветер. Юджин торопливо расстегнул пальто. В глазах было мутно — и не только из-за очков, что запотели от его слишком частого, тёплого дыхания.
же начинало светать. Вот совсем неподалёку даже собралась небольшая группа людей, несмотря на ранний час…
Он снял очки и машинально протёр их шарфом, прищуриваясь, пытаясь понять, что происходит. Надев очки, он увидел, стоящие у перекрёстка машины скорой и полиции. Водители с равнодушными усталыми лицами переговариваются, бросая взгляды на редких прохожих: несколько любителей здорового образа жизни — явно только с пробежки — да парочка собачников. Один мужчина стоял и с почти мистическим ужасом смотрел во двор. Юджин почувствовал, что что-то не так, и медленно подошёл.
С каждым шагом он всё отчётливее понимал, что прекрасно знает, где находится. За прошедшие недели он выучил эту улицу наизусть. И с каждым шагом он чувствовал, как всё его существо противится этому, хочет остаться на месте — а лучше развернуться и бежать прочь.
— Эм, мистер, пожалуйста, отойдите, здесь нет ничего интересного, — отмахнулся молодой полицейский, явно уставший отгонять зевак.
— Здесь живёт мой знакомый, — лишь выдавил он, чувствуя, как начинает заикаться. Сержант лишь пожал плечами.
— Так, расходимся, пропустите врачей, — вновь подал голос он. Мимо с равнодушными лицами прошли санитары, несшие на носилках нечто, накрытое простынёй. Рука неизвестного безвольно свисала, почти касаясь грязного асфальта. Бинт на руке почти развязался и теперь расплывался змеёй в луже.
Позади следовал офицер, а за ним — двое: мужчина и пожилая женщина. Женщина смотрела куда-то в пустоту со смесью возмущения и ужаса, и только куталась в старую вязаную кофту.
— Головой об стену, — бросил мужчина какому-то особенно дотошному зеваке, разыскивая в карманах сигареты.
— Эй, парень, ты в порядке? — к Юджину приблизился офицер.
— Нет, — пробормотал он, провожая взглядом бинт, волочащийся по земле. — Я убил его, — прошептал Юджин, не в силах перевести взгляд. В голове стало как-то страшно-пусто.
— Парень, он…
— Я сбежал. Я, я… — он не дал офицеру ничего сказать, но и сам ничего не мог ответить.
Да уже и нечего было отвечать.
***
За окном шёл проливной дождь. Барабанил в стёкла, создавая иллюзию хоть какой-то жизни. Где-то вдалеке, в комнатах, люди что-то говорили, что-то обсуждали — жили. Юджину же казалось, что он даже дышит по привычке.
Он сидел за старым столом смотрителя — попросили посидеть в зале буквально полчаса. Сейчас от него вряд ли был какой прок, но — ему сказали — он пошёл.
В голове было пусто. Все мысли — они точно умерли. Юджин даже толком не мог вспомнить последние дни. Последнее, что он связно помнил — то, как убежал из квартиры Оскара, всё, что было до этого. Затем была пустота. Он жил фрагментами, мгновениями. Так, точно кто-то снял его жизнь на плёнку, а затем посчитал, что в ней слишком много скуки, и оставил лишь пару мгновений, по сути, тоже пустых, но хотя бы на секунду задерживающих внимание.
Не жизнь, а монтаж.
Неправильный, рваный, скомканный. Бессмысленный. Как в каком-нибудь скучном и занудном претенциозном фильме, режиссёр которого думает, что человек, который бессмысленно смотрит в одну точку целый час — крайне любопытный объект для наблюдения.
«Два дня»
Юджин даже не сразу понял, что значат эти два дня.
Через два дня он его увидит.
От этой мысли пробегала дрожь.
«Что я ему скажу? Ведь им всегда что-то говорят? Что?» — пустота победила, и последние попытки думать отпали сами собой. Взгляд вновь стал потерянно-безразличным, секундное напряжение и испуг сменились апатией.
Где-то в глубине комнат послышалась ругань, которой он не придал значения.
— Ты вообще в сознании? — Оуэн пришёл буквально пару минут назад. Увидел, что на местах все, кроме Юджина. Сразу же подумал, что тот дома — брат по своим связям рассказал ему всё, что знал, заодно передал вещдок, одолженный у «одного очень хорошего знакомого полицейского». Конор мало о чём распространялся — но дело было и без того ясно. Однако одно не вписывалось в общую картину, что он себе нарисовал в голове: пальто Юджина, тряпкой висевшее на вешалке. За последнюю минуту он высказал их начальнику — Стиву (тщедушному мужчине лет шестидесяти, с унизительным чувством юмора и привычкой приходить на работу лишь за пару часов до конца рабочего дня) — и заодно узнал, что Юджин сам пришёл на работу и был «совершенно не против помочь Клэр и заменить её в зале, какое твоё дело, иди и занимайся каталогами, баран», — конец цитаты. — В тебе есть хоть что-то человеческое? Какое ему работать? Ты его видел?
— Во мне уже давно нет ничего человеческого, — с кислым лицом ответил Стив, покачиваясь на стуле. Оуэн в возмущении бросил взгляд в сторону Джинни, что явно смотрела на них, но та тут же отвернулась и притворилась, что читает что-то.
— Почему было не послать Джинни, да мне позвонить, в конце концов? — он чувствовал, что ещё немного и взорвётся.
— Джинни делала мне чай, — начальник равнодушно пожал плечами. — А этот всё равно ничего особенного не делал.
— Ты последняя тварь, просто знай это, — прошипел Оуэн, бросив бумаги (которые вообще-то должен был ему передать из другого отдела, но за всем этим забыл и последние пять минут просто махал ими перед его лицом) и вылетев в зал.
Вспышка — и он точно очнулся.
«Оскар тогда очень точно сказал, что его затягивает во тьму. Так и есть. Он всегда правильно говорит», — подумал Юджин, равнодушно осматривая зал. Какое-то движение. Кто-то идёт к нему. Он надел очки и, даже до конца не рассмотрев лицо, уже на автомате поморщился.
Энн.
Конечно же, Энн.
Она просто подошла и встала к стеллажам, прямо напротив. Кулаки спрятаны в растянутых рукавах старого свитера. Взгляд ещё более пустой, чем у него. За всё это время они не сказали друг другу ни слова. Она лишь следовала за ним навязчивой тенью, а он — убегал, не желая даже знать от чего, — у него и без того было от чего убегать. Сейчас уже было нечего терять, и он, сам даже не зная почему, спросил:
— Зачем ты тут?
Она молчала.
— Тебе делать нечего? Ходишь по пятам. Оставь. Сегодня — и ближайшую вечность — я не в настроении для бесед. Это первый и последний разговор. А теперь оставь меня, пожалуйста.
Едва слышный вздох.
— Тебе грустно, — мелодичным голосом прошептала она.
— Ты ничего не знаешь о грусти, — пробормотал он.
— Я могу развеселить, — вдруг прибавила Энн. В глазах — всё та же пустота, но горящая. Нет, кругом только чёртовы сумасшедшие… — Крисс рассказывала такую занятную историю. О Бэнджамине и Джоан. Или о собаке, что перебегала прямо перед её домом… — она выглядела одновременно потерянной и взбудораженной.
— Послушай, — Юджин повысил голос, пристав с места, но тут же опомнился и почти прошипел: — Мне не нужна чья-либо компания.
— А Райан и Джилл, о, ты должен это услышать, — она явно была не в себе.
— Зачем ты тут? — не выдержал он. Как ни странно, но на неё это подействовало. Энн зачарованно посмотрела на него, склонив голову.