Сбросив с себя одежду, Реште бросилась в воду и принялась ожесточенно себя оттирать. Ей казалось, что проклятая земля из ямы въелась во все поры ее кожи. Вода вокруг парфянки на какой-то момент даже помутнела. Потом она еще долго с наслаждением плескалась в воде, пока вдруг не ощутила дурноту. Реште с трудом вылезла из бассейна и почувствовала, что не может даже идти. Когда она без сил повалилась на мраморный пол у края бассейна, на нее обрушилась волна лихорадки. Длительное переохлаждение в яме не могло пройти бесследно. Жар был настолько силен, что парфянка потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на роскошном ложе в небольшой спальне, накрытая одеялом таких же ярких цветов, как перья павлина. Впрочем, это была не спальня, а конклав с задрапированными голубым шелком стенами и множеством роз, чье благоухание смешивалось с запахом восточных благовоний. Настоящим украшением комнаты был великолепный золотой светильник.
Жар не стихал и продолжал терзать парфянку.
Ухаживала за Реште молчаливая чернокожая женщина, скорее всего – эфиопка. Время от времени она обтирала ее смесью вина и уксуса, после чего жар немного спадал, и парфянке ненадолго становилось легче. Также эфиопка давала ей пить отвар каких-то горьких трав, который не очень сильно утолял жажду, но наверняка придавал ей силы противостоять болезни.
Парфянка попыталась с ней заговорить, но чернокожая женщина либо не понимала латыни, либо делала вид, что не понимает.
Когда Реште очередной раз впала в забытье, а потом пришла в себя, она услышала негромкие голоса и слегка приоткрыла глаза.
В конклаве стояли трое: мужчина и две женщины. Оставив глаза полузакрытыми, парфянка все же попыталась получше их разглядеть.
Молодой мужчина был галлом, более того – по его стати и уверенности можно было предположить, что он один из галльских вождей. А вот старшая из женщин, которой на вид не было и пятидесяти, не могла быть никем иным, как знатной римской матроной, прекрасно сохранившейся и столь же красивой, какой она была, наверное, лет двадцать назад. Вторая – молодая девушка, ровесница Реште. Внешнее сходство этих женщин не оставляло сомнения, что это мать и дочь.
А еще, судя по взглядам, которыми обменивались девушка и галльский вождь, можно было догадаться, что их связывает не просто дружба.
- Как ты думаешь, Валерия, она выживет? – спросил галл, обращаясь к старшей из женщин.
- Я в этом не сомневаюсь. У нее очень большой запас жизненных сил, - произнесла владелица особняка.
- Но наша бедная Ает уже скоро упадет от усталости, - сказала девушка, обращаясь к матери. – А больше никого посвящать в это дело мы не можем. Я буду присматривать за ней сама.
- Хорошо, Постумия. Но будь осторожна. Вдруг она больна чем-то, что может перекинуться к тебе.
И все трое вышли. Через некоторое время девушка вернулась и стала поить больную горьким отваром из чаши. Выпив его, парфянка обратилась к ней:
- Ты и твоя мать – римлянки. И вы прекрасно знаете, кто я. Почему вы мне помогаете?
Та чуть промедлила и ответила:
- Всему свой черед. Придет время – узнаешь.
Реште попыталась приподняться и сесть, но Постумия не дала ей этого сделать и насильно уложила обратно, сказав при этом:
- Тебе надо лежать. Ты еще слишком слаба.
И ушла.
В тот же час в болезни наступил перелом. Реште чувствовала себя все лучше и лучше, а через какое-то время сумела даже поесть. Ближе к ночи она провалилась в сон – нормальный и здоровый. Но успокоения он ей не принес.
Повторилось почти то же самое, что происходило во время ее пребывания в чьем-то чужом теле в Странном Мире. Точно так же она видела, слышала и воспринимала окружающее столь же четко и ясно, как будто она бодрствовала. Но была одна существенная разница. В этот раз она не находилась ни в чьем теле. Ни в каком. Она могла видеть, слышать, разговаривать, но себя не ощущала, как будто она была бесплотным духом.
А то, что она увидела вокруг, далеко не являлось приятной картиной. Это была самая настоящая темница, но не такая, как в Мамертинской тюрьме. Совершенно иная форма помещения, даже стены, пол и потолок сходились под другим углом, чем там, вся геометрия здесь была правильно-прямоугольной. Окно, хоть и тоже находилось высоко, было забрано решеткой, что, впрочем, не мешало небольшому количеству дневного света проникать в темницу. Было здесь даже узкое каменное ложе с набросанным на него сеном.