Хольгенстрем один из тех нескольких аристократов, которые фактически правят страной от имени короля. Королевская власть сегодня чисто номинальная, а на деле все нити в руках какой-то одной из двух соперничающих вельможных партий. «Колпаки» выступают за вечный мир с Россией, «шляпы», поддерживаемые Францией и иными европейскими державами - за войну с целью реванша за сокрушительное поражение от Петра I двадцать лет назад. Хольгенстрем – один из последних, которые недавно встали во главе страны. Значит, быть скорой войне.
Оказаться в шкуре денщика у такого влиятельного человека – это сказочное везение.
А капитан продолжил:
- Жалованье там будешь хорошее получать, да еще и просто так будут деньги перепадать.
И замолчал, выжидательно глядя на Здрогова. Советский десятиклассник Никита и не понял бы, что к чему, а вот Ульф Сингельд понял.
- Господин капитан, я отблагодарю вас после первого же жалованья.
- Не только после первого, Сингельд. И после второго, и после третьего.
- Конечно-конечно, господин капитан! – заверил его Никита-Ульф.
За такое благодеяние, пожалуй, всю жизнь можно отстегивать долю с каждой получки. Потом парень все же подумал, что насчет всей жизни он, пожалуй, погорячился.
Наскоро собрав в солдатский ранец свои нехитрые пожитки, Здрогов вышел из казармы и бодро зашагал по дороге в сторону города. В Стокгольме он без труда нашел особняк фельдцехмейстера. В течение пяти минут солдат разглядывал роскошное темно-серое здание, принадлежащее его будущему хозяину.
Даже сунуться туда как-то страшно. Пересилив робость, Никита подошел к мощной двери и дернул за свисающий возле нее медный шнур.
Где-то внутри дом тут же отозвался звоном колокольчика, а затем солдат услышал приближающиеся к двери шаги.
Открыла ему женщина лет тридцати пяти.
- Это ты новый денщик?
- Ульф Сингельд, - кивнул головой Никита.
- А я Берта Яггельсон, домоправительница. Заходи.
Перешагнув порог, Никита пошел за ней. От него не укрылось, с каким интересом Берта на него взглянула. И этот взгляд обещал, если все сложится, немало приятных моментов в стенах этого дома. То, что она прилично постарше, значения не имеет. Солдатчина – дело тоскливое в смысле общения с женщинами. А фигура у нее очень аппетитная, округлость форм ласкает глаз. Это тебе не костлявая Катрен, которая после помолвки сразу заявила Ульфу, что «до свадьбы – ни-ни».
«Не больно-то и надо, хоть до свадьбы, хоть после нее», - подумал тогда Ульф.
В душе парня стремительно забушевало противоречие. Если Ульф уже мысленно раздевал Берту жадными глазами, то Никита Здрогов не знал, как отнестись к таким эмоциям своего «второго я». Он ведь недавно вступил в ВЛКСМ, а коммунистическое воспитание молодежи подразумевает, что женщина в первую очередь не предмет вожделения, а друг, товарищ… Никита чуть было не добавил: «И брат».
Это мгновенное противостояние так же моментально завершилось позорной капитуляцией комсомольца Здрогова перед похотливым самцом Ульфом. Правда, Никита утешил себя тем, что раз он попал в шкуру этого самого Сингельда, то и надо следовать ему во всем. После достигнутого внутреннего компромисса желание поскорее познакомиться с Бертой поближе возросло многократно.
Внутри особняк оказался еще более внушительным, чем снаружи. Особенное впечатление произвел на Никиту парадный зал, уставленный статуями пеших и конных рыцарей. На стенах висели портреты каких-то шведских вельмож как относительно недавних времен, так и более ранних. Скорее всего, это были предки графа Хольгенстрема.
Сам же генерал-фельдцехмейстер, хоть и был уже не первой молодости, выглядел энергичным, подтянутым и крепким по сложению. Сказывались постоянные упражнения в фехтовании и верховой езде.
Обязанности денщика оказались совсем не обременительными. Хольгенстрем отнесся к солдату довольно благосклонно, без нужды не придирался, хотя характер имел строгий и порядок во всем любил.
Уже на второй день Никита в этом доме освоился. Жизнь, казалось, приняла вполне счастливый оборот. Но тут к парню пришла тоска. Он вдруг отчетливо осознал, что той, прежней жизни в двадцатом веке он лишился н а в с е г д а, ведь все, происходящее с ним сейчас – не сон, не морок, а самая настоящая явь. Он никогда больше не увидит родителей, друзей, широченные проспекты современной ему Москвы – столицы СССР.
Но вскоре ему стало не до переживаний, потому что прибавилось хлопот. К генералу приехали важные иностранцы, которых надо было разместить в его доме. И прибыли они для каких-то очень серьезных переговоров.