Иностранцев этих было трое, и представляли они разные державы. Лорд Дэдлей из Англии, граф Рошамбо из Франции и барон фон Клейст из Пруссии.
Для прислуги с их приездом суеты прибавилось. Впрочем, это не мешало флирту Здрогова с Бертой стремительно развиваться, но до высшей точки он пока еще не дошел, и имелась на то причина. Берта была замужем и жила в пристройке к особняку вместе с мужем, здоровенным конюхом Бьерном, который не остался бы равнодушным к таким вот амурам за его спиной. Надеяться выстоять против него в кулачном бою бессмысленно, разве что попробовать пнуть его подошвой в голень. Еще хуже то, что у Бьерна была бы возможность выжить Никиту из этого дома. Ведь конюх – это не денщик, который «подай-принеси». С Бьерном генерал, страстный любитель верховой езды, общается часто и подолгу. Влияния конюха хватит, чтобы подстроить какую-нибудь пакость, которая будет стоить Никите места, а тогда – снова муштра на плацу, рытье окопов и рвов и все прочие радости солдата гренадерской роты.
Впрочем, Берта оказалась сообразительной. Она назначила Никите вечернее свидание в небольшой каморке, вход в которую был из гостиной. В этом помещении прислуга хранила инвентарь для уборки дома. Но имелся там и топчан.
- Только помыться не забудь, - добавила она.
Вообще-то, жителю Москвы второй половины двадцатого века, да еще из культурной семьи, могла бы не напоминать. Но ведь он-то для нее Ульф, как и для всех здесь, крестьянский парень из Марманде, к тому же, в его обязанность входила чистка нужников в доме.
Вечером гренадер тихонечко пробрался в эту самую каморку. Настроение у него было великолепное, ведь предстояло попробовать первых в жизни плотских радостей. Никита так размечтался, что пропустил момент, когда из гостиной вдруг донеслись приближающиеся голоса нескольких человек. И ни один из них Берте не принадлежал, потому что все были мужскими.
Перегородка между каморкой и гостиной была настолько тонкой, что когда в гостиной расположились люди, Здрогов мог слышать каждое их слово.
Понятно, что это Хольгенстрем и трое его гостей. Разговаривали они на французском: именно он, а не английский, был в восемнадцатом веке языком международного общения. И именно этот язык Никита знал очень неплохо. В семь лет ему посчастливилось: их микрорайон был приписан к хорошей школе, где язык изучали уже со второго класса, и школа была как раз французской. Если прибавить к этому очень приличную успеваемость Здрогова, легко догадаться, что к десятому классу говорить по-французски он мог довольно свободно.
Первой мыслью Никиты было выскочить из каморки, принести хозяину извинения, что он не вовремя тут оказался, и быстро ретироваться. Но на это солдат не решился. Хольгенстрем хоть и справедливый, но строгий, а тут получается, что денщик по вечерам без нужды бродит в той части дома, где ему так вот просто бродить не положено.
И Здрогов принял решение отсидеться в каморке, пока генерал и его гости не закончат беседу и не покинут гостиную. Тогда и он тихонько исчезнет. Понятно, что Берта сейчас сюда не сунется, но свидание можно и потом устроить.
Конечно, слушать чужие разговоры нехорошо. Но сейчас более уместно слово «слышать». Раз каждое слово до него четко доносится, то и комплексовать нечего.
Но то, что он услышал, потом заставило его тысячу раз пожалеть о том, что он оказался в ненужное время в ненужном месте.
- Месье Хольгенстрем, вы уверены, что нынешнее правительство Швеции долго продержится у власти? – поинтересовался граф де Рошамбо.
Генерал-фельдцехмейстер на это ответил, что сейчас «шляпы» полностью составляют «тайный совет друзей короля», а также имеют большинство в рикстаге. Возвращения к власти партии «колпаков», выпестованной в свое время Арвидом Горном, не предвидится еще долго.
- Господа, я бы предложил вернуться к главному предмету нашего разговора: новому орудию и коалиции, - с некоторым раздражением произнес фон Клейст.
- Я только что собрался это сделать, - любезно ответил Хольгенстрем. – Господа, прошу взглянуть на эти чертежи.
Никита услышал шорох разворачиваемых бумаг, которые, видимо, пошли по рукам собравшихся.
- Это чудо-гаубица – изобретение нашего мастера Магнуса Грегерсена, - раздался голос генерала. – Она имеет длину ствола десять калибров, а вес снаряда может быть до семнадцати фунтов, стрелять же она может на четыре километра: и бомбами, и ядрами, и картечью, и гранатами. То есть, она на несколько голов превосходит все то, что есть сейчас у русских.