Догадаться о назначении всего этого интерьера было нетрудно, и сердце Никиты бешено заколотилось, а по спине полились обильные струи пота.
«Неужели будут пытать?»
Тут же Здрогов попытался успокоить себя мыслью, что это всего лишь бутафория ради психологического воздействия. Ведь уже не средневековье на дворе, а 1741-й год. Да и сами шведы – культурная европейская нация.
Полгода назад Никита видел по телевизору, как в Москву прилетал с визитом их премьер-министр, улыбчивый такой, с Брежневым в аэропорту обнимался, на переговорах высказывался за мир на всей планете, а после вместе с московским начальством самолично поехал на «Красный Октябрь» договариваться о контрактах на поставку какого-то меланжа и сухого белка. По конфетному цеху прошелся в белом халате и с каждой из работниц за руку поздоровался. И вообще шведы всегда спокойными были, даже в хоккей играли очень культурно, на льду почти никогда не дрались, в отличие от чехов, а особенно, канадцев. Правда, все это было через два столетия с гаком. Но Никита все же сумел уверить себя, что никакого физического воздействия его не ждет.
- Ульф Сингельд, встаньте! – прогремел голос полковника.
Здрогов проворно вскочил.
- Вы находитесь перед военным судом его величества короля Швеции. Я его председатель полковник Брудберг, и вам надлежит обращаться ко мне «ваша честь». Вам понятно?
- Понятно, ваша честь, - закивал Никита.
- Вам предъявлено обвинение в государственной измене, шпионаже в пользу враждебной страны и склонению к соучастии Козьмы Барабаша, верноподданного короля Швеции. Вам понятны обвинения?
- Понятны, ваша честь.
После этого председательствующий приступил к допросу. Его первая часть оказалась такой же нудной, как и то, что происходило уже два раза, начиная с кордегардии. Здрогову опять пришлось отвечать на многочисленные вопросы о себе, то есть – Ульфе.
Но когда дело дошло до начала его службы денщиком у Хольгенстрема, Брудберг вдруг заявил:
- Знайте, что предъявленные вам обвинения – одни из самых тяжелых. Если ваша вина будет доказана при вашем запирательстве и нежелании признаваться, приговором может стать казнь через четвертование. Если вы признаетесь в подробностях своих деяний и назовете сообщников, приговор может быть более мягким – пожизненная каторга.
О том, что вина может быть и не доказана, полковник не упомянул. Видимо, такой исход даже не принимался во внимание. Впрочем, удивляться было нечему, улика налицо – вынесенные из дома Хольгенстрема секретные бумаги.
Затем Брудберг добавил:
- Если вы будете упорствовать и пытаться скрыть историю вашей измены и имена сообщников, законы королевства позволяют применить к вам чрезвычайный допрос.
И полковник начал перечислять какие-то параграфы и уложения, которые предусматривали привлечение заплечных дел мастера. Сам же упомянутый специалист в своем углу переминался с ноги на ногу, лениво наблюдая за перебегающей по стене огромной жирной мухой, тем же занимались и двое его помощников.
У Никиты же от услышанного волосы встали дыбом, а мысли начали крутиться со скоростью ротора. Он почти мгновенно пришел к решению, что предполагаемую ранее тактику защиты придется отменить, то есть не отпираться и признаться в своих намерениях. Главное – не допустить, чтобы пытали, ведь покалечить же могут. Ну и надо избежать четвертования. Ладно бы хоть расстреливали, как красные и белые друг друга в Гражданскую, так ведь нет же, им надо обязательно надо какое-нибудь изуверство придумать. А если он признается? Тогда есть шанс, что отправят на бессрочную каторгу, а это уже куда лучше.
Никита прочитал немало приключенческих романов, и везде, где была каторга, положительным героям удавалось с нее сбежать. И не только вымышленным, но и реальным. Взять того же Котовского. Вроде бы, и у Махно такое имело место в биографии, хоть он и не положительный. Значит, и Никита сбежит. А теперь придется со всем соглашаться.
- Что подвигло вас к совершению измены? – спросил председательствующий.
- Я хотел получить от русских сколько-нибудь денег, - виноватым голосом произнес Здрогов.
Ответ, похоже, был самым правильным в этой ситуации.
Но следующий вопрос полковника поставил солдата в тупик:
- Сингельд, откуда вы знаете русский язык? Когда лейтенант и гвардейцы прибежали на зов Козьмы Барабаша, они слышали, что вы с ним разговаривали по-русски. И сам Барабаш сказал, что вы говорите не этом языке не хуже него самого.