Вопрос, на первый взгляд, не самый неприятный. Но это только на первый взгляд. Именно этот вопрос самый подлый и коварный.
Вот что сейчас Никите отвечать? Откуда, в самом деле, шведскому парню Ульфу, выросшему в деревушке Марманде, не умеющему читать и писать, знать русский язык?!
Вот такая ситуация и называется – «цуцванг». Что бы ни сделал – будет только плохо. Каков бы ни был ответ Никиты, ни одному не поверят.
И… неужели пытку применят?
Но молчать тоже нельзя, поэтому Никита выдал первую пришедшую в голову версию:
- Меня обучил ему русский шпион, который и склонил меня к измене.
Ответ вызвал оживление у сидевших за столом, они начали о чем-то вполголоса переговариваться, а потом полковник спросил:
- Как его зовут?
- Никита Здрогов, - буркнул солдат. Оговорить самого себя – не грех.
Никита ожидал, что его начнут расспрашивать о личности шпиона, откуда он взялся, как выглядит, ну и так далее, так что мог преподнести им пространный рассказ. Но Брудберг спросил совсем иное:
- Где и когда вы с ним встречались?
- Во время моих увольнений из казармы.
- Ты лжешь, мерзавец! – заорал Брудберг. – Ты служишь в армии совсем недавно. Из казармы вас отпускали редко и ненадолго. Когда он тебя, бестолочь деревенскую, мог успеть своему языку выучить? И выходил ты во время своих увольнений вместе со своим собутыльником Снурре, вы вместе пили пиво, и он не помнит возле вас никакого русского шпиона!
У Никиты язык словно прилип к гортани. Крыть было нечем.
- Господин сержант! – окрик председателя суда был адресован одному из тех троих, в углу.
Двое помощников сержанта проворно подбежали к Здрогову, сбили его с ног и поволокли к деревянному столу в этом углу, повалив на него. Действовали они сноровисто. Никита и икнуть не успел, как несколько ремней, наброшенных на его тело, намертво зафиксировали его на этом столе. Его левую руку положили на табурет и тоже пристегнули к нему ремнями так, что Здрогов ей и пошевелить не мог.
Сержант откинул с небольшого стола ткань и что-то с него снял. И Никита увидел – что.
Это был огромный молоток.
Здрогов понял, что они хотят сделать. И отвернул голову в другую сторону: лучше не смотреть. Но почему-то оставалась безумная надежда:
«Вдруг передумают? Или просто запугивают?»
Но додумать эту мысль он до конца не успел. Молоток обрушился на его руку, беспощадно дробя кость.
Прежде Никита никогда не сталкивался с настоящей болью. Конечно, он и в своем собственном детстве в двадцатом веке и в детстве Ульфа в веке восемнадцатом участвовал, как и все, в детских играх, которые часто заканчивались травмами. И драки бывали – куда без них? А еще был у Здрогова в детстве приступ аппендицита, после чего сделали операцию.
Но все это было песчинкой в сравнении с тем, что произошло сейчас. Никита закричал. Ведь не закричать было невозможно. Но сознания не потерял.
Откуда-то вдруг появился суетливый господин в штатском, оказавшийся врачом. Он быстро осмотрел разбитую руку пытаемого, пощупал ему пульс на другой, подсчитал частоту дыхания, даже глаза зачем-то осмотрел, а потом сказал:
- Можно продолжать.
Здрогова подняли со стола, довели до его стула и посадили в него. Уже с трудом соображавший Никита рухнул на стул и уставился перед собой.
Допрос продолжился.
- Так откуда вы знаете русский язык? – снова прицепился Брудберг.
Что?! Опять?! Получается, они от него с этим русским языком уже не отстанут, а значит, пытки не кончились, а только начались.
- Ваша честь, я и есть тот самый Никита Здрогов, тот самый шпион! – выкрикнул солдат. – Я не Ульф Сингельд! Я заслан сюда из Москвы, я русский, это мой родной язык!
Никита уже почти не соображал, что он говорит, глаза его застилала какая-то пелена, поэтому он даже не заметил, как члены королевского военного суда обменялись ироническими взглядами.
- Опять лжешь, - с сожалением сказал полковник. – Ну какой же из тебя русский? Капитан Конхейм тебя опознал, и он помнит, как вывез тебя из твоей деревни во время индельты. Неужели ты считаешь себя столь важной персоной, чтобы мы тратили деньги из королевской казны на то, чтобы привезти сюда на опознание кого-то из твоих односельчан?
И тут внутри у Никиты все перевернулось.
Страх перед пытками и мучительной казнью пропал, уступив место захлестнувшими его сознание ярости и ненависти.
Ведь что получается? Объявил себя шведом – не верят и подвергают пытке, объявил себя русским – то же самое ожидает. Что они тогда хотят от него услышать?