Зашла пожилая женщина в белом халате, которой мужчина (как выяснилось, это был старший воспитатель) сказал, кивнув на Олега:
- В санпропускник.
Через час тот же старший воспитатель отвел пахнущего казенным мылом и еще чем-то едким Олега в большую комнату со множеством железных кроватей в два яруса, по которой сновали мальчики разных возрастов. Были и такие, как Олег, были и помладше, и средние, но присутствовали и совсем большие – лет пятнадцати. От множества голосов в комнате стоял гул.
Мужчина подошел к одной из свободных коек, бросил на нее матрас, одеяло и комок серого белья, сказав Олегу:
- Застилайся.
И тут же ушел.
Как только он вышел, ближайшие дети, ранее демонстративно не обращавшие на Олега внимания, мгновенно замолчали и уставились на него. А один, лет двенадцати, подошел к нему и как-то небрежно спросил:
- Новенький, ты кто?
- Олег.
- Ха! А я – Жбан.
- Это имя такое? – удивился Белихин-младший.
- Ты че, дурной? Какое имя, кликуха это. И у тебя кликуха будет, потом решим, какая.
И он отвесил Олегу подзатыльник.
Это было не особо больно, но как-то неожиданно. Олег даже не успел отреагировать. А Жбан сказал:
- Одежонка-то на тебе ничегошная, не бедствовали твои родичи. Жаль, мелкий ты еще, не налезет на меня. Ничего, найдем, кому из моих корешей она по меркам придется.
- Не хочу я ни с кем меняться, - заявил Олег. – Я скоро домой пойду.
- Куда?!
- Домой! Папа и мама придут и меня заберут отсюда.
Ответом был громкий и недобрый хохот обступивших его мальчиков, а громче всех смеялся Жбан.
- Вот дурачок-то, - сказал Жбан, отхохотавшись. – Никто за тобой не придет, понял? Это детприемник, для тех, у кого родители – враги народа. Твоих родичей либо расстреляют, либо в лагеря отправят. Никогда ты их больше не увидишь, а дом твой теперь здесь.
- Врешь! – крикнул Олег.
- А вот сам и посмотришь скоро, вру или нет.
Жбан наградил его еще одним подзатыльником и, услышав, что его кто-то позвал, отошел. Остальные мальчики, потеряв интерес к Олегу, тоже разошлись. Белихин-младший, почувствовав дрожь в ногах, присел на койку. Всем своим существом он восставал против услышанного, не хотел ему верить, но какой-то голос внутри безжалостно подсказывал ему, что все обстоит именно так.
Бездна отчаяния – вот так можно было бы охарактеризовать его состояние. Почти час просидел он в ступоре, неподвижно глядя перед собой и не обращая внимания на детей, которые сновали вокруг. А потом произошло неожиданное.
Старший воспитатель, который его привел сюда, снова явился в комнату и сказал:
- Белихин, пошли.
Олег послушно поднялся и отправился с ним. Мужчина привел его в ту же самую небольшую комнату, где проводил оформление мальчика в ДПР. Посадил на тот же самый небольшой стул и… оставил одного.
Через пару минут зашел молодой мужчина в форме. На вид ему не было и тридцати. Он сел за стол напротив Белихина и улыбнулся ему:
- Ну как, Олег, поговорим?
Впервые за все время с момента ареста родителей кто-то назвал его по имени. Да и улыбка у незнакомца была приветливой и располагающей. Мужчина был явно настроен к нему доброжелательно. Олег кивнул, хотя в горле у него стоял ком.
- С твоими папой и мамой все в порядке, - заговорил незнакомец в форме. – Мало ли чего могли тебе тут наговорить здешние оболтусы. Словом, так. Твои родители тебя ждут. Скоро вместе поедете домой.
Олег вскочил, готовый бежать к папе и маме. Невероятное счастье заполнило всю его душу без остатка. Весь пережитый кошмар оказался недоразумением, страшным сном, который, похоже, подходил к концу.
- А почему они не пришли за мной? – все же спросил он.
- Видишь ли, - сказал мужчина. – Они очень хотят тебя забрать, но те, кто здесь, не хотят тебя отпускать. Я не могу им это приказать, но знаю, чем смогу тебе помочь. Расскажу тебе, как отсюда выйти. А ты меня внимательно слушай и запоминай. Идет?
Олег кивнул.
- Ты выходишь из комнаты, поворачиваешь направо и доходишь до лестницы. Знаешь ведь, где право, а где лево? Вот и чудненько. Поднимаешься по лестнице, там выход на крышу, он открыт. Выходишь на крышу, а там опять направо. Доходишь до конца. Соседний дом почти рядом, на его крышу отсюда перекинуты три широкие доски. Пройдешь по ним. Только не трусь, раз уж хочешь домой. Струсишь – останешься здесь насовсем, и я уже больше помочь тебе не смогу. Когда пойдешь по доскам, смотри не вниз, а перед собой, чтобы голова не закружилась. А как выйдешь на крышу соседнего дома, твои папа и мама тебя снизу сразу увидят и за тобой поднимутся. Все понял?