Любовники замерли. Потом Гена вскочил и начал быстро пытаться натянуть на себя трусы, почему-то не попадая в них ногой.
- Не торопись, - зачем-то сказала Настя.
Зато девушка была спокойной, как танк. Одевалась она нарочито медленно, при этом с любопытством наблюдая за Настей и Геной. Потом она подхватила сумочку и, бросив томным голосом: «Всем пока, мальчики и девочки!», направилась к двери.
Дверь хлопнула. Настя и Гена остались одни в квартире.
- Транспорт уже не ходит. Тебе придется вызывать такси, - безучастно сказала Настя.
- Зачем такси? – осведомился Гена.
- Чтобы доехать до общежития.
Гена наконец-то натянул на себя треники и вальяжно развалился в кресле. Он уже вполне пришел в себя.
- Вот тут-то ты, Настюха, и не права. Взять и вот так вот просто выставить меня на улицу ты уже не имеешь права.
- Почему это? – не поняла Настя.
- Вы же с родителями меня прописали? Прописали. Значит, эта квартира такая же моя, как и ваша. Хочешь разводиться – пожалуйста. Но если ты думаешь, что своим «без права на жилплощадь» вы обложили меня красными флажками, то это не так. Любой юрист объяснит тебе, что на суде эта филькина приписка погоды не сделает. Так что квартиру разменивать придется. Например, на однокомнатную для вас троих и комнату для меня.
- Вот ты, оказывается, какой. А я-то родителям не вняла, когда они меня предостерегали. Дура я, дура! Ну почему в мире все так несправедливо?!
- Нет уж, голуба, как раз все иначе, - ухмыльнулся Гена. – Ты с рождения в отдельной квартире живешь, в собственной комнате, все удобства при тебе. Родители тебя баловали, ты как сыр в масле каталась. А в здании барачного типа на окраине ты жила? В коммуналке? Где горячей воды не бывает, туалет один на кучу семей, а что такое душ, никто и знать не знает? И когда отец каждый вечер пьяный в хлам, а мать в ночную смену уходит работать, чтобы только его не видеть? Вот так я жил! Это справедливо, по-твоему? Чтобы у тебя так, а у меня так? Делиться пора, Настенька. Вот в чем справедливость.
- Философия Шарикова и Швондера, - устало сказала Настя.
- Не знаю таких. Вот ты всяких евреев начиталась и думаешь, что от этого умной стала, а сама от этих книжек только умом слегка тронулась. Так что, потом ты меня еще и с благодарностью вспомнишь – за науку. Подумаешь, переселитесь втроем в однушку! Зато в другой раз умней окажешься.
Настя подавленно молчала.
- Ладно, - вдруг проявил великодушие Гена. – Поеду я сейчас в общежитие. Только денег на такси дай. Но это только пока. Тебе еще с предками надо все обсудить на предмет развода и размена. На развод можем подать хоть сейчас. Короче, послезавтра позвоню, скажешь, что решили.
И ушел.
Всю ночь Настя не спала и думала только об одном – что станет с родителями? Ведь они уже не молодые, отец – сердечник…
Утром мать позвонила, и Настя несколькими фразами обрисовала ей ситуацию.
Ближе к вечеру родители приехали, прервав отдых в санатории. Отец, не глядя на дочь и даже не поздоровавшись с ней, молча ушел в свою комнату. А мать только спросила с горечью:
- Настя, ну как же так?
В понедельник девушка не пошла на учебу и отправилась в юридическую консультацию. Юрист, пожилая женщина, доходчиво объяснила ей суть проблемы. Выписать Гену после развода можно только с его согласия, которого он, разумеется, не даст. Формулировка «без права на жилплощадь» после развода теряет силу – так уж хитро устроено законодательство. Поэтому принудительный размен квартиры неизбежен. Если, конечно, стороны не придут к соглашению, чтобы Гена остался жить в квартире и после развода. Потому что теперь он является таким же полноправным квартиросъемщиком, как она и родители.
Положение было безвыходным.
Глава 12. Рим, 50-е годы первого века до нашей эры. Борьба начинается
Марк Лициний Красс считался самым богатым человеком в Риме и едва ли не самым влиятельным. Разбогател он после Второй Гражданской войны, когда, будучи ярым сторонником победившего Суллы, участвовал в составлении «проскрипционных списков» марианцев, подлежащих уничтожению с конфискацией имущества. Имущество это распределялось потом между победителями, и доля Красса была не последней. Уже после смерти Суллы второй взлет карьеры Марка Лициния пришелся на трудный для республики год восстания Спартака. После ряда поражений других римских военачальников – Клодия, Вариния, Анфидия Ореста, Геллия и Лентулла – бывший сподвижник и любимец Суллы был назначен командующим римским войском, направленным против восставших рабов. В тот момент Марк Лициний казался многим последней надеждой Рима – ведь повстанцы уже находились не столь далеко от Вечного города и способны были ему угрожать. И Красс оправдал эту надежду. Навязав противнику серию изматывающих боев, он сумел истощить силы гладиаторов и заставить их подойти к решающему сражению уже уставшими и с пониженным боевым духом. В последней битве повстанцы были разбиты, а Спартак погиб. Шесть тысяч плененных рабов по приказу Красса были распяты на крестах вдоль Аппиевой дороги. Рим приветствовал победившего полководца как триумфатора и спасителя отечества.