- Ого! – воскликнул Зарташт.
- И я вам больше скажу. Вы, наверное, знать не знаете, что американцы не просто все из Ирана себе перекачивают, но еще и строят у нас всякую дрянь. В Тебризе и Мешхеде.
- Какую еще дрянь?
- Что-то военное и очень опасное. Сафар был под Тебризом, поползал с фотоаппаратом возле стройки, кое-что интересное успел заснять. Главное, что не попался, а то на него повесили бы «шпионаж», и сейчас в «САВАК» из него бы одну косточку за другой клещами выдергивали.
- Надо к нему идти, - одобрительно кивнул Зарташт.
Сейфи же заколебался.
- А мне дервиш и про Сафара сказал. Дескать, не надо его слушать, потому что он дрянной человек, безбожник и коммунист.
- Парни, решайте сами, - подвел итог Хосров. – Захотите поговорить с Сафаром – я устрою. А что до дервиша и «Хезболлы», то я здесь не советчик.
Так за разговорами и упала на землю южная ночь.
В Иране существует древняя поговорка: «Ночь беременна - что родит утро?»
Глава 5. Секретная лаборатория на Лубянке
Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов никогда не был противником смертной казни.
Более того – он считал ее полностью справедливым возмездием за особо тяжелые преступления. Негодяй должен нести ответственность за свои деяния в полной мере. Это даже обсуждению не подлежит.
Так-то оно так. Но…
Андропов, наверное, был единственным человеком в мире, который на первое место в этой проблеме ставил не самого преступника, заслужившего высшую меру, а его близких.
Если не считать совсем уже отпетых уголовников, «родства не помнящих», то остальные приговоренные – чьи-то сыновья, мужья и отцы. И в подавляющем большинстве случаев их родные к совершенному преступлению отношения не имеют. Но получают жестокое наказание. Каково тому, у кого самого близкого человека выдергивают из жизни? Каким бы плохим он ни был! И теперь им всегда с этим жить, с этой невозвратной потерей.
А за что им это?
Легче всего женам, то есть теперь уже вдовам. Погорюют, а потом другого найдут. Или не найдут, это уж как получится. Гораздо хуже родителям. Вполне возможно то, что тот, кто для общества – опасный преступник, для них – единственная опора в жизни. Конечно, старики после его казни начинают быстро угасать.
Но хуже всего детям. Рано или поздно они все узнают. И вряд ли получатся из них строители коммунизма и патриоты своей страны, если в их детство когда-то однажды ворвалось понимание жестокой правды: «Папу казнили».
Андропов знал о тех фактах минувшей войны, которые официально как бы не существовали. К генералу Власову примкнули не только отпетые уголовники и отщепенцы. Были и вполне обычные люди, у которых родители ранее подпали под каток репрессий. Отсюда – яростная жажда мести в сочетании с наивным предположением, что немцы «восстановят справедливость».
Но потом наступало отрезвление. Когда новоявленные власовцы вместе с частями вермахта проходили по разбомбленным городам и деревням, они видели на улицах множество трупов женщин, стариков и детей, которые никакой вины за репрессии не несли. И приходил в голову запоздалый ужас: что же я натворил?! Почему, сочтя что-то главным злом, в результате, стал сообщником неизмеримо большего зла, во много раз большего?!
И бойцы РОА, осознавшие, что содеянное ими уже необратимо, кончали жизнь самоубийством, либо сходили с ума: тогда их достреливали другие власовцы или немцы.
А в нынешнее время? Если вдруг сын казненного уголовника-убийцы, повзрослев, как-то соприкоснется с уголовной средой, ему там за стаканом самогона такое нашепчут… Вылепят из его отца образ героя. И ты, сынуля, иди по его пути.
Но отменять смертную казнь, считал Андропов, все равно нельзя. Замена пожизненным заключением? Но для родных это ничем не лучше. Они знают, что близкий человек, хоть и жив, но навечно где-то замурован, и никогда они его больше не увидят. Нет. Не выход.