Человек был взвинчен, на лбу у него блестел пот, хотя на улице стоял собачий холод. Оказалось, на заправке проблемы: и бензин налить некому, и на кассе никого, и лобовое стекло никто протереть не может.
— Вообще никого! Ты в своём уме? Заправка стоит открытая, входи кто хочет!
— А как же мой сменщик? — проговорил Жан-Ба.
— Товарищ, похоже, удрал! — воскликнул тип и промокнул лоб большим носовым платком. — И что прикажешь делать с моим грузовиком? Бак пустой! Ты же знаешь, тут до самой долины ни одной заправки!
— Вот дерьмо, — вздохнул Жан-Ба.
— Ты сказал плохое слово, — указала я.
— Знаю, Консо. Но тут, по-моему, никакое другое не подходит.
С тех пор как я пошла в класс к месье Сильвестру, я всюду отслеживала непристойности, чем страшно раздражала Роз-Эме. «Занудная какашка», — фыркала она. «Какашка — тоже плохое слово», — отвечала я, и она грозилась отправить меня спать без ужина.
— Ну? Что мне делать-то? — принялся за своё водитель грузовика. — Ещё и погода такая, что прохлаждаться некогда!
Жан-Ба посмотрел на меня, что-то быстро прикинул и выпалил:
— Прости, Консо. Придётся всё-таки отвести тебя и малышей к мадам Руис.
— Нет, нет! Не хочу к мадам Руис!
В ужасе я принялась бегать по дому — вокруг стола, в коридор, через гостиную — и орать во всё горло. Плед развевался у меня за спиной, как плащ супергероя.
— Прекрати, Консо! — крикнул Жан-Ба. — Иди сюда!
Он бросился за мной, поймал, схватив за плащ, привёл на кухню.
— Мне нужно сходить посмотреть, что там происходит, — сказал он. — Тащить вас с собой я не могу. Снег валит, на дороге очень опасно, понимаешь?
Я заглянула на самое дно его глаз; губы у меня дрожали, грудь ходуном ходила от рыданий.
— Не хочу к мадам Руис, не хочу к ма… да…
— Хорошо, хорошо, — вздохнул Жан-Ба.
И стал ходить туда-сюда, пытаясь что-нибудь придумать, а водитель грузовика нервно топтался на месте в луже растаявшего снега, и я слышала, как у него скрежещут зубы.
— Я могу подождать тебя здесь! — предложила я. — Присмотрю за малышами! Они спят!
— Даже не обсуждается, — отрезал Жан-Ба. — Придётся всё-таки…
Но тут у водителя лопнуло терпение:
— Мы же ненадолго! Если девчонка говорит, что может остаться одна, значит, оставляй её! Мне же только бак налить, и всё!
Жан-Ба натянул футболку и толстый свитер. Он ещё раз сказал слово «дерьмо», а потом достал из буфета банку шоколадной пасты и поставил на стол, рядом с корзиной с фруктами.
— Консолата, слушай внимательно.
Передо мной забрезжила надежда. Я во все уши слушала, как Жан-Ба даёт мне указания. В конце он показал на часы:
— Если две стрелки соединятся в одну, а меня всё ещё не будет, ты побежишь за мадам Руис, понятно?
— Да!
— Знаешь, где она живёт?
— Между школой и булочной мадам Шикуа!
— Дорогу найдёшь?
— Да!
— Хорошо.
Он тяжело вздохнул и махнул рукой водителю грузовика.
— Поехали.
— Не прошло и года, — проворчал тот.
И они ушли.
В доме настала небывалая тишина. Близнецы спали на втором этаже, снег приглушал все звуки, которые могли доноситься снаружи, и я вдруг почувствовала себя ужасно одинокой. Целую вечность я просидела, не делая вообще ничего, но, когда посмотрела на часы, увидела, что стрелки ни на одну чёрточку не сдвинулись с места.
— Гр-р-р, — громко прорычала я.
Рык вышел неубедительный. Было так тихо и так много снега скопилось на оконном карнизе, что мне не удавалось поверить в то, что я — настоящий лев.
Я подтащила к столу табурет. Забравшись на него с ногами, очистила первый банан, чтобы окунуть в шоколад. Без Жана-Ба это было не так весело, но я всё равно засунула банан в пасту вместе с пальцами.
Наверное, приблизительно на третьем банане мне вдруг сдавило горло от едкого запаха. Запах был сильный, противный и ел глаза так, что из них покатились слёзы. Я всё бросила — и банан, и банку с шоколадной пастой, — попыталась утереть слёзы, но пальцы были липкие и грязные, я только перемазалась и испугалась, что скажет мадам Руис, если я заявлюсь к ней в таком виде. Скорее! Воды! Отмыть это свинство!
Кубарем скатившись с табурета, я бросилась к умывальнику. И только теперь осознала, что кухня полна густого тумана. Это из-за него тут так воняло и щипало глаза. Но откуда он? От какого пруда к нам поднялся? От какой реки? От какой выдуманной Замбези?
Мне стало совсем трудно дышать, я бросилась к двери, и в лицо хлестнул холодный декабрьский воздух. Я закашлялась и кашляла так сильно, что согнулась пополам и меня вырвало моим полдником прямо на снег. Вернувшись в дом, я увидела языки пламени, от которых постепенно начинали чернеть стены гостиной, и только тогда поняла.