Новые переселенцы с Ближнего Востока быстро начали вводить в ладино английские слова и американские выражения, что еще больше усложнило его расшифровку. Одним из самых странных примеров такого рода является ладинский глагол abetchar, означающий «делать ставки», который произошел непосредственно от американизма «I betcha». Появились такие выражения, как Quieres abetchar? что означает «Ты хочешь поспорить?», и Yo te abetcho, что означает «Я поспорил с тобой». Глагол «парковаться» стал в новом ладино глаголом parkear, а глагол «ездить» — drivear. Поэтому Esta driveandro el caro переводится как «Он ведет машину», а «Он паркует машину» — Esta parkeando el caro.
Так подорванный гротескными вторжениями из господствующего языка и постепенно забытый детьми при переходе в англоязычные школы, ладино, не имея ни газет, ни даже словаря, превратился в экзотический язык, такой же редкий, как журавль-кликун, сохранившийся лишь в памяти немногих раввинов и учителей. Нет сомнений, что еще через несколько поколений он практически исчезнет.
Левантийские сефарды, в большом количестве приехавшие в Америку в 1920-1930-е годы, возможно, были бедны, необразованны и верили в сглаз. Но, как и другие иммигранты других эпох, они в значительной степени сумели вырваться из нищеты, воспитать себя, избавиться от невежества и парахиализма, и в целом могут претендовать на столь же хорошую репутацию в США, как и любая другая группа. В Лос-Анджелесе несколько темнокожих сефардов стали чистильщиками обуви. Через несколько лет у чистильщика обуви появилась мастерская по ремонту обуви, а еще через несколько лет — сеть магазинов. В Сиэтле рыбак из Греции стал консервировать рыбу, и ко второму поколению его консервный завод превратился в крупную фабрику. К тому времени, когда эти сефарды начали отправлять своих сыновей и дочерей в американские колледжи и университеты, в Америке сформировался целый ряд новых ценностей среднего класса. Хотя брак с христианином все еще считался недопустимым, для дочери уже не было позором выйти замуж за тедеско — немца, особенно если он был богат. Когда это случилось недавно, одна сефардская мать показательно заметила: «Ну, по крайней мере, он американец, и, по крайней мере, не черный».
Влияние на старые общины в старых городах — «Ширит Исраэль» в Нью-Йорке, «Микве Исраэль» в Филадельфии — было, тем не менее, продолжительным. Между двумя сефардскими направлениями установилось перемирие, которое в лучшем случае было непростым. Анни Натан Мейер была несколько раздосадована, когда одна нью-йоркская светская дама вдруг сказала ей: «Вы так прекрасно говорите по-английски! Сколько времени прошло с тех пор, как ваши родители приехали в Америку?». Она тут же достала миниатюрные портреты колониальных предков с обеих сторон семьи. Про одну из прабабушек, украшенную кружевами, миссис Мейер кокетливо сказала: «Она очень похожа на Марту Вашингтон, не правда ли?». Когда посетительница, смутившись, сказала: «О, но я думала, что вы еврейка», миссис Мейер махнула рукой и сказала: «Эти люди совсем другого сорта».
А когда великий раввин «Ширит Исраэль» Давид де Сола Пул подошел к одной из прихожанок и спросил ее, почему, если в течение многих лет он видел ее на вечерних пятничных службах, то теперь видит не чаще двух раз в год, в дни святых праздников, женщина с тоской ответила: «Это не то же самое. Я смотрю вокруг в синагоге и вижу только незнакомых людей».
22. МАЛЕНЬКИЕ ЖЕСТЫ… И ТИШИНА НА ПЛОЩАДИ ЧАТЕМ
17 декабря 1968 г. читатели газеты «Нью-Йорк Таймс» могли столкнуться с небольшой заметкой, которая могла показаться им ироничной или мистической. Статья имела датировку «Мадрид» и начиналась так:
Через четыреста семьдесят шесть лет после того, как король Фердинанд и королева Изабелла приказали изгнать евреев из Испании, испанское правительство объявило сегодня вечером, что этот приказ недействителен.
Другими словами, тот роковой указ, начинающийся словами «Похоже, что христианам причиняется большой вред от общения или разговоров, которые они вели и ведут с евреями…», оказавший столь сокрушительное влияние на испанское еврейство и на историю самой Испании, наконец-то был аннулирован. Иудаизм в Испании вновь стал легальным. На практике считалось, что Конституция Испании 1869 года, провозгласившая в общих чертах веротерпимость, отменила распоряжение католических монархов. Но еврейская община Испании, насчитывавшая около восьми тысяч человек, давно добивалась прямой отмены самого эдикта о высылке. Для этого потребовалось правительство генералиссимуса Франсиско Франко.