Для своего поста Дэниел Гомес выбрал место, расположенное рядом с источником, где собирающиеся племена регулярно останавливались, чтобы набрать воды, и в 1717 г. приступил к строительству массивного каменного сруба. Торговля с индейцами не была лишена очевидных опасностей, и его торговый пост был одновременно и крепостью. Толщина стен спереди составляла два фута, а сзади, с той стороны, откуда нападение считалось более вероятным, — три фута. В доме было два огромных подвала, которые должны были служить хранилищами для товаров — ножей, топориков, безделушек и, конечно, оружия и виски, — которые Дэниел собирался продавать, а также для мехов, которые он намеревался приобрести.
Строительство велось посреди девственного леса, в семи милях от ближайшей деревушки Ньюбург, которая была заселена всего восемь лет назад. Пришлось валить деревья для заготовки древесины и поднимать из земли камни для стен. Строительство дома заняло шесть лет, но когда оно было завершено, Дэниел Гомес создал оазис силы и комфорта в пустыне. В главной гостиной Дэниел установил огромный камин шириной восемь футов и глубиной шесть футов, предназначенный для деловых встреч в зимние месяцы. Двадцать-тридцать индейцев могли собраться у огня, чтобы торговаться и обсуждать цены на рысь, бобра, выдру, черную лисицу, норку и ондатру. В меньшей комнате находился другой, такой же большой камин, выполнявший ту же гостеприимную и торговую функцию. В современных отчетах дом Гомеса описывается как обставленный «с максимальной роскошью, которую Гомес привез из Нью-Йорка». Здесь он с двумя сыновьями и, в конце концов, со второй женой проводил зимний сезон торговли пушниной. Должно быть, это была одинокая жизнь, но Гомесы всегда были самодостаточными людьми, больше заинтересованными в делах, чем в словах.
Одинокий форт стал называться «домом еврея», а в местных записях Даниэль упоминается только как «еврей Гомес». До недавнего времени ручей, протекавший рядом с домом Даниэля Гомеса (который когда-то был судоходным и, несомненно, перевозил некоторые товары Даниэля для бартера), обозначался на местных картах как «Ручей еврея». В течение тридцати лет Дэниел Гомес управлял своим торговым пунктом, поддерживая при этом тесные личные и деловые связи с Нью-Йорком. Как и его отец, он был избран прихожанином «Шеарит Исраэль», обязавшись выплачивать синагоге тогдашнюю кругленькую сумму в пятнадцать фунтов в год. Уже в 1727 г. он был причислен к «свободным гражданам» Нью-Йорка, но хотя звание свободного гражданина (или мещанина) давало его обладателю определенные права, другие — в том числе право голоса — можно было получить только путем натурализации.
В 1737 г. в ходе печально известных спорных выборов было оспорено право евреев голосовать в Генеральную ассамблею. Даниэль Гомес был в числе избирателей-евреев, чьи права оспаривались, а результат выборов Уильям Сьюард позже назвал «пятном в летописи Нью-Йорка, которое друзья рациональной свободы хотели бы видеть стертым». Протест был поддержан, и евреям было отказано в их правах. Однако через три года был принят закон о натурализации. Даниэль Гомес одним из первых воспользовался им и стал избирателем.
В начале революции, с приходом в Нью-Йорк британских и гессенских войск, «Шеарит Исраэль» закрыл свои двери, и большинство членов общины перебрались в восточные районы страны, охваченные революционным движением. Осталось лишь несколько тори, настроенных торийски. Среди них не было Даниэля Гомеса. Даниэль увез свою семью в Филадельфию, центр американского патриотического движения. Он был уже пожилым человеком, но тем не менее стал одним из основателей новой сефардской общины «Микве Исраэль».
Он продолжал следить за своими делами в Ньюбурге, где хозяйничал один из его сыновей. Вскоре сын смог написать Даниэлю, что нанял в подмастерья подростка — немецкого иммигранта и учит его выделывать шкурки бобра, выдры и норки, которые в индейских каноэ доставлялись вниз по Еврейскому ручью. Молодого человека звали Джон Джейкоб Астор — тогда его звали Ашдор, и фирма Гомеса платила ему по доллару в день. Безусловно, эта ранняя связь с Гомесами объясняет постоянно циркулирующие в Нью-Йорке слухи о том, что Асторы имеют еврейское происхождение. Доказательств этому нет, но есть множество свидетельств того, что молодой Гомес думал о молодом Асторе — сыне мясника с тяжелым южногерманским акцентом, дико неразборчивым почерком и отвратительными манерами (после еды Астор вытирал руки о рубашку). Моисей Гомес был американцем в третьем поколении и не испытывал никакого желания общаться с этим вульгарным человеком. Вскоре Мозес Гомес не выдержал и, увольняя его, объяснил в письме своему отцу: «У этого дурака совершенно нет головы для этого дела» — удивительно плохая оценка человека, который впоследствии основал Американскую пушную компанию и стал первым монополистом Америки.