Гратцы также не одобряли межнациональные браки, им не нравилось то, что они слышали о еврейской общине Нового Орлеана, о распущенности и отступничестве, которые, казалось, преобладали в этом южном городе. В 1807 г. Ребекка Грац написала своему брату Джозефу предостерегающее письмо перед тем, как он отправился в путешествие на юг:
… В Новом Орлеане есть много тех, кто называет себя евреями или, по крайней мере, чье происхождение известно, обязан признать себя таковым, но пренебрегает теми обязанностями, которые сделали бы это звание почетным и уважаемым — среди таких, как [ты], мой дорогой Джо, я надеюсь, ты никогда не станешь таковым; Будьте уверены, что достойная и мыслящая часть общества всегда будет оценивать человека по его вниманию к серьезным, домашним обязанностям, которые говорят о его характере больше, чем внешние формы, в которых он предстает перед миром; кто будет полагаться на обязательства человека перед своими ближними, если он нарушает свои более важные обязательства перед Богом?
Вполне возможно, что она имела в виду именно таких мужчин, как Иуда Туро, о котором уже тогда говорили, что он мало внимания уделяет своей религии. Если Ребекка Франкс любила заполнять свои дни вечеринками и флиртом, то Ребекка Грац предпочитала более серьезные занятия. Она была литератором и с удовольствием общалась с художниками и писателями, среди которых были Уильям Каллен Брайант, Джеймс Фенимор Купер, Генри Такерман и Вашингтон Ирвинг. Она занималась филантропией. На ее портрете в Салли мы видим скромно улыбающуюся красавицу: оливковая кожа, мягкие темно-карие глаза, черные волосы под шляпкой в форме сердца, с которой спадает немного белой кружевной драпировки. Ее желтая мантия подбита белым мехом. Джон Сартейн в книге «Воспоминания очень старого человека» описывает посещение Ребекки Гратц: «Ее глаза показались мне пронзительно темными, но с мягким выражением, на нежно-бледном лице. Должно быть, портрет, написанный Салли, был удивительно похож на нее, чтобы спустя столько лет я сразу же узнал ее, вспомнив о ней». Между тем, по словам ее родственника Гратца Ван Ренсселаера: «Особняк семьи Гратц был известен далеко за пределами страны как дом утонченного и элегантного гостеприимства. Одаренные и именитые гости — выдающиеся государственные деятели, выдающиеся личности из-за рубежа, которых судьба или несчастье привели в эту страну, — находили здесь радушный прием».
Особенно близкой подругой Ребекки Гратц была Матильда Хоффман. Именно в кабинете отца Матильды, судьи Огдена Хоффмана, Вашингтон Ирвинг изучал право, и вскоре мисс Хоффман и Вашингтон Ирвинг обручились. Но прежде чем пара успела пожениться, мисс Хоффман заболела «болезнью истощения», распространенным недугом того времени, и Ребекка переехала жить к Хоффманам, чтобы помогать ухаживать за подругой. Ребекка была рядом, чтобы закрыть глаза Матильды в конце жизни.
Такая преданность одной молодой женщины другой произвела на Ирвинга большое впечатление. Когда он уехал в Англию, чтобы попытаться забыть о смерти возлюбленной, Ребекка Гратц и ее доброта к Матильде стали для него почти навязчивой идеей. Он не мог говорить ни о чем другом, кроме как о том, что еврейка оказала услугу своей христианской подруге. Одним из тех, кому он рассказал эту историю, был сэр Вальтер Скотт, и отсюда возникла легенда, что Скотт, никогда не встречавшийся с Ребеккой Грац, использовал ее в качестве модели для персонажа Ребекки в романе «Айвенго». Возможно, это действительно так, но доказательства не столь однозначны, как могло бы быть. Например, утверждается, что, когда «Айвенго» был опубликован, Скотт послал Ирвингу первое издание с надписью: «Как моя Ребекка в сравнении с вашей?». На самом деле Скотт написал Ирвингу письмо, в котором говорил несколько иными словами: «Как вам нравится ваша Ребекка? Хорошо ли Ребекка, которую я изобразил на картинке, соответствует приведенному образцу?» — небольшое, возможно, несущественное различие.