Он также оставил трех сильных сыновей — Урию II, Генри и Монтегю, которые стремились продолжить его разрозненные предприятия.
Но он оставил после себя еще более важное наследие в виде ценностей, которые должны были стать предметом заботы первых еврейских семей по мере их продвижения к денежному и общественному положению. Как написала маленькая дочь Хармона Хендрикса Розелейн в 1834 году, когда ей было четырнадцать лет, в своей тетради «Ежедневные сочинения», написанной аккуратным школьным почерком: «Образование — один из самых важных предметов, на которые мы можем обратить внимание. Только образованию мы обязаны формированием нашего ума, совершенствованием нашего понимания и развитием наших способностей. Именно образование возвышает наш разум к тому Великому Существу, от которого исходит всякое благо».
13. ЧЕЛОВЕК, ВЫЗЫВАЮЩИЙ ОГОНЬ НА СЕБЯ
Американской еврейской общине нужен был человек, который стал бы ее совестью. По крайней мере, так считал молодой Урия Филлипс Леви из Филадельфии, который, похоже, уже в раннем возрасте решил, что будет выполнять эту роль. Для него стоял вопрос об ассимиляции — утрате всего того, что означало быть сефардским евреем, или о преемственности, и он придавал огромное значение последней. Он не одобрял того, что, как он слышал, происходило в таких городах, как Новый Орлеан, и таких людей, как Иуда Туро, которые были евреями только наполовину. Он не одобрял таких филадельфийцев, как девушки Фрэнкс, которые, казалось, не только не заботились о своей стране, но еще меньше заботились о своей вере, стремясь, очевидно, только к тому, чтобы выйти замуж за титулованных англичан. Он не одобрял своих двоюродных братьев Леви — Самсона, Бенджамина и Натана (последний был партнером Дэвида Фрэнкса), которые танцевали в Ассамблее, вступали в христианские клубы и лишь на словах относились к своему благородному наследию. Все их дети выходили замуж за христиан и переходили в другую веру. Урия Филлипс Леви считал, что американским евреям нужны Великие люди — такие, которые будут стоять на четвереньках как американцы и так же на четвереньках как евреи, которые займут руководящие посты в американских институтах, но на своих собственных еврейских условиях. Это был большой заказ для уже серьезно раздробленной и разобщенной группы людей, но Урия Леви его выполнил. Он был небольшого роста, но его эго было огромнее, чем вся новая республика. Не менее значительным было и то, что Урия Леви почти всю жизнь носил на своем маленьком плече.
Быть крестоносцем, борцом за права человека он считал своим правом по рождению. Ведь он был филадельфийцем Леви. К его семье, считал Урия Леви, нельзя относиться легкомысленно. В конце концов, Джордж Вашингтон был на свадьбе его бабушки и дедушки. Его прапрадед был личным врачом короля Португалии Иоанна V. В семье Леви были заключены все подобающие случаю браки. Одна из сестер Урии вышла замуж за Хендрикса, другая за Лопеса — одного из вест-индских кузенов Аарона Лопеса. Хотя семью Урии иногда называли «бедной ветвью» (Самсоны Леви были значительно богаче), Леви не могли ничем не гордиться.
В 1806 г., когда Урия Леви объявил о своем намерении начать военно-морскую карьеру, ему было всего четырнадцать лет. Он уже научился определять по силуэтам названия и флаги всех кораблей, которые входили и выходили из филадельфийской гавани. Сначала он записался в кают-компанию, в обязанности которой входило, в частности, заправлять койку капитана. К осени следующего года началась война 1812 года, и президент Джефферсон объявил эмбарго на всю американскую торговлю с Европой. Это означало, что судоходство простаивает, и Урия использовал это время для посещения навигационной школы в Филадельфии, где быстро обнаружились его блестящие способности.
Американский флот в это время был построен по образцу британского. Его офицерский состав состоял из людей со старыми традициями, которые все «знали» друг друга и считали себя «джентльменами». Иными словами, американские морские офицеры представляли собой своего рода клуб, правила, ритуалы и требования к членству в котором были непреложными. Ни один еврей никогда не был офицером ВМС США, и было немыслимо, чтобы кто-то захотел или попытался им стать. Урия Леви выбрал для своей арены тот институт американской жизни, где роль еврея всегда была самой слабой, самой капитулянтской, где евреям традиционно отводилась самая низкая власть и самая низкая работа.