Офицерский корпус ВМС США не был уверен в том, как ему следует относиться к этому дерзкому молодому новичку. Первые несколько месяцев лейтенантской службы Урии были особенно трудными для него на борту корабля „Франклин“. Бывший рядовой, он стал офицером. Человек, который принимал команды, теперь их отдавал. Другие офицеры „Франклина“, с которыми Урия когда-то весело работал, а также рядовые, которые когда-то были ему ровней, теперь смотрели на него с недоверием и презрением. Друзья, поддерживавшие его на дуэли и в последовавших за ней испытаниях, вдруг стали холодны и отстранены. В этой враждебной атмосфере Урия совершил долгое плавание в Англию, а затем на Сицилию, прежде чем ему сообщили, что он переводится на фрегат „Юнайтед Стейтс“.
Соединенные Штаты“ был одним из самых престижных адресов ВМФ. Этот корабль был героиней нескольких важных сражений в войне 1812 года, и в результате он стал известен как „корабль джентльменов“. Клубный характер военно-морского флота нигде не был так очевиден. Великий Стивен Декатур („наша страна, правая или неправая“) был командиром „Юнайтед Стейтс“, когда корабль одолел и захватил H.M.S. Macedonian, а теперь его капитаном стал не менее аристократичный Уильям Крейн, человек, о котором говорили, что он „верит, что его кровь голубее, чем у всех остальных“.
За день до того, как „Урия“ должна была выйти в море, капитан Крейн отправил длинное письмо коммодору Чарльзу Стюарту, командовавшему Средиземноморским флотом ВМС. В нем капитан Крейн неопределенно рассуждал о „мешающем влиянии“ Урии и предполагал, что он может создать „дисгармонию“ среди других офицеров корабля. В конце письма он категорически заявляет: „Соображения личного характера делают лейтенанта Леви особенно неприятным, и я надеюсь, что он не будет мне навязываться“.
На флоте редко кто из офицеров пытается указывать начальнику, что ему делать. Но в письме капитана Крейна прослеживается большая уверенность, и, вероятно, он считал, что у него есть все шансы добиться своего. И, возможно, так оно и было. Хотя коммодор, как говорят, был „в бешенстве“ от записки Крейна, его ответ, подписанный „Ваш покорный слуга“, получился длинным и многословным, когда, казалось бы, можно было обойтись лаконичной запиской с выговором. Очевидно, что коммодор Стюарт понимал, что попал в щекотливую ситуацию, и все дело было в еврействе лейтенанта Леви. В своем ответе коммодор Стюарт „очень сожалеет“ о том, что ему пришлось разочаровать своего капитана, и после нескольких примирительных абзацев добавляет: „Если Вы располагаете сведениями о каком-либо поведении лейтенанта Леви, которое делает его недостойным занимаемой должности, я по просьбе любого командира представлю их правительству. Поскольку в вашем письме нет конкретного указания на его проступок, я не могу найти в нем ничего, что могло бы послужить основанием для отмены приказа об изменении места назначения“.
Коммодор показал Урии и письмо Крейна, и свое собственное, заверил его, что „все будет в порядке“, и на следующее утро Урия отправился представляться своему новому командиру. Согласно военно-морскому протоколу, прибывший на корабль офицер должен был нанести два визита своему капитану: первый — краткий и официальный, для вручения приказов, и второй — более продолжительный светский визит, который должен был состояться в течение сорока восьми часов. Но когда Урию ввели в каюту, капитан Крейн, даже не подняв глаз от стола, сказал: „В Соединенных Штатах столько офицеров, сколько мне нужно и сколько я хочу“. Он приказал сопроводить Урию с корабля и вернуться на „Франклин“. Теперь Крейн не просто советовал, а бросал вызов вышестоящему начальству.
Это, как оказалось, было слишком для коммодора, который теперь писал:
СЭР:
Лейтенант У. П. Леви явится к вам для прохождения службы на борту фрегата „Юнайтед Стейтс“ под вашим командованием.
Не без сожаления приходится констатировать, что второй приказ необходим для изменения положения одного офицера в этой эскадре.
ЧАРЛЬЗ СТЮАРТ
В унизительной манере Урия был возвращен на „Юнайтед Стейтс“, чтобы во второй раз вручить свой приказ. Крейн заставил его ждать возле своей каюты более двух часов. Затем, приказав ему войти, Крейн взглянул на письмо, передал его обратно Урии и пробормотал: „Так тому и быть“. И вернулся к своим бумагам. Он не поднялся, не протянул руку для рукопожатия и даже не ответил на приветствие Урии. Урия отнес свое снаряжение в кают-компанию. Там другой офицер — на борту было всего восемь человек — сказал ему, что до сих пор их офицерская столовая была „очень приятной и гармоничной“.