Вскоре развеялись тревоги, повеселела молодежь, окончательно поверив в то, что именно здесь и находится ее точка опоры, с помощью которой можно перевернуть весь мир.
Братчикову не сиделось в тресте. Его можно было видеть то среди прорабов, на бровке котлована, с развернутым чертежом в руках; то у подножия отвала, где копошился, как жук, бульдозер; то рядом с краном, начинающим выкладывать фундамент из сборного железобетона.
Нулевой цикл был стихией Братчикова.
Люди работали горячо. Присутствие на объектах управляющего трестом расценивалось так, что надо выполнять не меньше двух норм в смену. И выполняли, покрикивая друг на друга: машинисты на водителей, каменщики на подручных, а десятники на всех сразу.
Братчикову нравился такой бешеный темп стройки, когда нет времени для перекура, для кружки ледяной воды, даже для того, чтобы вытереть пот со лба. Остановиться никак нельзя, потому что все в движении, и ты — часть непрерывного движения, без тебя оно потеряет один такт из тысячи.
Братчиков не загружал самосвалы влажной пахучей глиной, не выруливал тяжелый «МАЗ» из котлована, не подхватывал краном литой железобетонный брус, не ровнял стенку фундамента по отвесу, — он лишь наблюдал со стороны. Но, кажется, перестань он наблюдать, и движение застопорится точно так же, как игра в оркестре, где вроде бы никто и не обращает внимания на дирижера, и все-таки каждый чувствует взмах его руки. Алексей Братчиков любил это состояние душевной слитности людей: он сейчас по-прежнему был прорабом, дирижером строительного оркестра, который словно создан для походных маршей.
Стояла невыносимая жара. Эту степь ученые метеорологи называют климатическим п е р е в а л о м: сюда редко добираются тучи с запада, еще реже — с востока, и даже встречные дожди не сходятся вплотную, словно не решаясь вступить на арочный мост радуги, соединяющий на несколько минут Европу с Азией.
Барометр стал резко падать к концу недели. Грозовой лиловый фронт двигался со стороны Сибири, двигался целый день крупными перекатами: то останавливаясь на берегах великих рек, чтобы форсировать водную преграду, то снова устремляясь вперед, на запад. К вечеру гроза охватила полнеба, пытаясь северным крылом отрезать солнце от земли. Оно вовремя разгадало этот маневр, заторопилось, ускользая из окружения. Едва успело скрыться в предгорьях Уральского хребта, как резанула вдоль фронта молния, грянул залп небесных батарей, и вслед за пыльной вьюгой хлынул ливень на иссохшую, в змеевидных трещинах, измученную жаждой степь.
Казалось, тучи вобрали в себя весь Енисей, до последней капли, и обрушили огромные массы воды на этот климатический перевал между Азией и Европой. Проливной дождь, как из ведра, не утихал до рассвета, пока солнце не зашло ему в глубокий тыл. Степные речушки разлились, прорвали совхозные плотины, образовав новые озера там, где вчера стоял поникший, опаленный молодой ковыль. Железнодорожный мост размыло в нескольких местах, поезда-вертушки застряли на перегонах. Полевой аэродром раскис, заночевавший «АН-2» казался издали беспомощным кузнечиком среди мутных луж. Ни пройти, ни проехать, ни взлететь. Даже звонить в область бесполезно: линия не работает. И только радио как ни в чем не бывало посылает свои команды любителям утренней гимнастики.
Братчиков, покряхтывая, натянул рыбацкие сапоги, которые не надевал с апреля, и пошел в обход своих владений.
Пронизанные солнечным светом, бежали наперегонки кучевые облака, отставшие от грозового фронта. Гроза уходила на юго-запад, к Каспию. Неужели она не поистратила всего своего запала?
Братчиков осмотрел готовые шесть котлованов: хоть подвози насосы и начинай водоотлив.
Вот это дождь! Вымыл строительную площадку, как горницу. А воспрянут ли из мертвых многострадальные хлеба?
Он вышел в открытое поле.
Да, степь посвежела. Но степь еще не верила в свое спасение.
24
Прошли сутки, вторые... Сначала робко, едва теплясь, потом все жарче, сильнее разгорался зеленый огонь хлебов и разнотравья. Прижимаясь к земле, это низкое ровное пламя, возникнув в безветренных лощинах, соединилось к исходу третьих суток на обочинах проселков и большаков, со всех сторон обложило совхозные усадьбы, перекинулось через овраги, на каменистые высотки и, огибая солончаки и выступы гранита, побежало к синему предгорью. Занялась вся степь. Какой-никакой, а урожай будет — пусть ниже среднего. Бывает, что пшеничка ростом невеличка, да колос битком набит. Ну и сила же заключена в тонком пожелтевшем стебельке, если он выжил, выстоял, не поддавшись суховею.