– Что с юношей, который открыл дверь? – спросил Виндль.
– Откуда я знаю? – ответила Лифт. – Некоторые просто рождаются такими.
Она ждала на ступенях, прислушиваясь к болтовне и хихиканью ташиккцев из трущоб. Немногим позже в переулок прокралась какая-то фигура – похоже, женщина, вся закутанная в темную ткань. Настоящие шиквы так не оборачивали. Может, чужестранка пытается скрыть, кто она на самом деле.
Женщина громко всхлипывала, держа за руку крупного ребенка лет десяти-одиннадцати. Она подвела его ко входу в приют и крепко сжала в объятиях.
Мальчик слепо таращился перед собой, пуская слюни. На его затылке виднелся шрам, почти заживший, но все еще красный и воспаленный.
Женщина опустила голову, ссутулилась и скользнула прочь, бросив мальчика. Он так и сидел, уставившись в пустоту. Не младенец в корзинке – это только в детских сказках бывает. По опыту Лифт, в приютах все по-другому: оставляют детей слишком больших, чтобы с ними нянчиться, не способных заботиться о себе и помогать семье.
– Неужели она... просто бросила мальчика? – ужаснулся Виндль.
– Наверняка у нее есть другие дети, которых трудно прокормить, – тихо ответила Лифт. – Она больше не может уделять все свое время одному вот такому. – У нее сжалось сердце. Она хотела отвернуться, но не получалось.
Лифт поднялась и направилась к мальчику. Богатеи наподобие азирских визирей представляли себе приюты очень странно – воображали их полными безгрешных малюток, отважных и добросердечных, так и ждущих возможности поработать и обрести семью.
Лифт знала, что в приютах обитали в основном такие, как этот мальчик. Дети, за которыми тяжело ухаживать. Дети, которые нуждались в постоянном присмотре. Или слабые на голову. Или те, кто мог выйти из-под контроля.
Она ненавидела эти романтичные мечты богатеев про приюты – идеальные, полные милых улыбок и радостных песен, а не разочарования, боли и смятения.
Лифт присела рядом с мальчиком. Она была меньше него.
– Привет.
Он уставился на нее бессмысленным взглядом. Теперь можно было лучше рассмотреть его рану. Волосы там не росли.
– Все будет хорошо, – попыталась подбодрить его Лифт, взяв за руку.
Он не отозвался.
Немного погодя дверь в приют открылась, явив на пороге скрюченную женщину-корягу. Без шуток. Она выглядела как помесь метлы и решительно настроенного пучка мха. Кожа висела на костях, словно женщина подхватила в трущобах какую-то венерическую болячку. Лифт подумала, что ее длинные тонкие пальцы похожи на прутики, приклеенные вместо отвалившихся настоящих.
Женщина уперла руки в бока – удивительно, что при этом она не сломала ни одной кости, – и посмотрела на детей.
– Идиоты и дармоеды.
– Эй! – Лифт вскочила на ноги. – Он не идиот. Просто ранен.
– Я говорила о тебе, дитя.
Женщина опустилась на колени рядом с мальчиком, поцокала языком и пробормотала:
– Ни на что не годен. Я вижу тебя насквозь. Долго ты здесь не протянешь. Вот увидишь.
Она сделала знак, и вышел юноша, которого Лифт видела ранее. Он взял мальчика под руку и повел внутрь.
Лифт хотела последовать за ними, но путь перегородили руки-крюки.
– Можешь поесть здесь трижды, – сказала женщина. – В любое время, но только трижды. Считай, тебе повезло, что я раздобрилась ради такой, как ты.
– Это еще что значит? – потребовала ответа Лифт.
– Это значит, что, если не хочешь крыс на корабле, не стоит их подкармливать.
Женщина покачала головой и собралась захлопнуть дверь.
– Постойте! – воскликнула Лифт. – Мне нужно где-то переночевать.
– Ты пришла по адресу.
– Правда?
– Да, с приходом темноты эти скамьи обычно пустеют.
– Каменные скамейки? Вы хотите, чтобы я спала на каменных скамейках?
– О, не ной. Даже дождя нет. – Дверь захлопнулась.
Лифт со вздохом посмотрела на Виндля. Спустя мгновение все тот же юноша вновь отворил дверь и швырнул Лифт большую булку – из клемы, плотную и зернистую, с пряной начинкой.
– Блинчиков у вас, наверно, нет? – спросила Лифт. – Я тут решила попробовать...
Дверь снова захлопнулась. Вздохнув, Лифт уселась на каменную скамью рядом со стариками и начала уплетать за обе щеки. Булка была не очень вкусной, но теплой и сытной.
– Шквальная ведьма, – пробурчала Лифт.
– Не суди ее слишком строго, дитя, – произнес один из стариков. Верхняя часть его черной шиквы, что обычно скрывала лицо, была откинута назад, выставляя на всеобщее обозрение седые усы, брови, темно-коричневую кожу и широкую улыбку. – Тяжело быть человеком, который решает чужие проблемы.