— Сбегаете? — спросил он с вызовом. Ее мысли лихорадочно заметались, она попыталась отстраниться. — Вы ничего не забыли? — дразнил он.
— Забыла?.. Н-нет, я так не думаю, — запиналась она, невольно отмечая, как все гармонирует в этом мужчине: полные губы, волевой подбородок, мускулистое тело, вызывающе резкий запах лосьона после бритья.
Он улыбнулся ленивой, сердечно-притягательной улыбкой, которая заставила Билли услышать биение крови в собственных ушах. Она откинулась назад, но длинные пальцы, обхватившие ее запястье, делали сопротивление бесполезным. Он притягивал ее к себе все ближе и ближе.
— Билли, Билли, — повторял он, уже обнимая ее обеими руками. — Мне кажется, вы забыли, как надо желать спокойной ночи… по-настоящему, моя маленькая тигрица. — Он поцеловал ее, отрывисто, мгновенно, потом поднял голову и заглянул ей в глаза.
— Нет, Трэвис! — вскрикнула она, пытаясь вырваться, однако это была напрасная трата времени.
Трэвис засмеялся. Его смех показался ей музыкой. А потом наступило полное сумасшествие, оторвавшее ее от реальности. Он снова припал губами к ее рту, и у нее возникло непреодолимое желание целовать, прикасаться к нему, ощущать его поцелуи и прикосновения.
Она извивалась в его руках, бедра скользили по бедрам, прижимались друг к другу. Его туго натянутые мускулы содрогались в такт ее собственной нервной дрожи. Она хотела его, хотела, чтобы его рот не отрывался от ее рта, его зубы покусывали ее язык. Трэвис прижал ее к себе так близко, что она почувствовала жар и твердость его мужского естества. Но Трэвис, распаленный Трэвис, сохранял неослабный контроль над собой.
В отчаянии Билли все сильнее двигала бедрами. Его рот исторгал слабое рычание у ее уха. Да, он скользил руками по выступам ее ягодиц, прижимал ее к себе, затем отталкивал и снова прижимал — до тех пор, пока она совсем не обессилела. Она была одновременно на небесах и в преисподней.
Она услышала звуки неземной, стонущей, утонченно-напряженной музыки, которые рождались где-то в глубине ее тела, когда его язык проник в тайные влажные уголки ее рта.
Вихри восторга пронизывали каждую клеточку ее тела, усиливая его потребность, отчаянную потребность слиться с другим телом. И все же остатки сознания, цепляясь за ниточки здравого смысла, подсказывали ей, что это сумасшествие. Он хочет ее. Сейчас, в это мгновение! Как и в прошлый раз, когда он с грубым красноречием обосновал свою точку зрения, Трэвис ведет игру. Он не любит ее, не нуждается в ней, просто хочет ее. Молодой, красивый и богатый, он привык получать то, что хочет и когда хочет. А потом он уйдет. Он возьмет желаемое и уйдет, не задумываясь ни о той боли, которую причинил ей, ни о растревоженном сердце Билли, ни о ее душевных переживаниях.
К своему удивлению, она отстранилась — боль и злость взяли верх.
— Оставьте меня! — воскликнула она. Глаза ее, до краев наполненные страданием, встретились с его глазами. Она отступила назад и уперлась спиной в дверь. Ее щеки горели, как раскаленные угли. Смиряя страсть, она вздернула подбородок. — Вы слышите, Трэвис? — жалобно умоляла она. — Оставьте меня, прекратите эти игры.
— А кто играет? — нехотя изрек он.
Билли покраснела еще больше.
— Вы, — ответила она с деланным спокойствием, далеким от истинных чувств. — Но не надо играть со мной. Понимаете, Трэвис? Вы помолвлены с Клео, а я…
— А у вас есть суровый викинг для утешения. — Трэвис скрестил руки на груди, глядя на нее с рассчитанным презрением. — Хоть какое-то утешение, правда? — глумился он.
— Откуда вам знать? — парировала она с раздражением.
Он качнулся к ней так резко, что она не успела среагировать. Сильные руки схватили ее за плечи. Черные глаза изливали презрение.
— Вы хотите меня, — просто заявил он. — Я знаю это. Только глупец решился бы отрицать это.
— Вы ошибаетесь, — возразила Билли. Гордость смягчала боль. — Ошибаетесь.
Трэвис пожал плечами и пошел к соседней двери. Когда он скрылся за ней, Билли на ощупь вошла в свою комнату и прислонилась спиной к косяку. Слезы ручьем хлынули из глаз. Ненависть, злость, страх боролись в ней, но правда перевешивала. Правда, в которую она даже теперь не хотела поверить. Она любит его. Дура, дура! Но она любит его, любит с самого начала.
Рыдания душили ее. Огромным усилием воли Билли подавила их. Еще не хватало вызвать у Трэвиса жалость к ней. Раз он не может ее любить, ей надлежит быть сильной. Нельзя позволить ему стать свидетелем ее слабости, чтобы потом он жалел и презирал ее. Правда, он заметил ее реакцию, физическую реакцию на него как на мужчину, но он не должен знать, как глубоко зашли ее чувства.