— Ну что ж… теперь поговорим.
— О чем? Об уик-энде, таком успешном, не так ли? — заговорила Билли неестественно громким в тишине голосом.
— Оставьте сарказм, Билли. Он вам не идет. Хотя да, вы правы, уик-энд оказался успешным… благодаря вам.
— Это часть работы, за которую мне платят, и платят хорошо, помните? — Она не могла не поддеть его.
Трэвис невесело улыбнулся.
— Надеюсь, вам удастся потратить эти деньги на что-то полезное. На ремонт дома, например. Видит Бог, ваш неухоженный коттедж заслуживает внимания. Хотя, может быть, вы предпочитаете новые наряды, чтобы поразить сурового викинга.
— Оставьте Тони в покое.
— Почему? Или в нем есть что-то особенное, чего нельзя обсуждать? Он человек, не так ли? Он живет, дышит, работает, как и все мы. Что же особенное есть в этом коммивояжере, а, Билли?
— Вы следили за мной!
— Зачем, — пожал плечами Трэвис. — У меня есть занятия получше, чем совать нос в жизнь других людей. Но так как он довольно часто появляется и исчезает, то должен успевать всюду. Если, конечно, — хитро прищурился Трэвис, — если за всем этим не стоит жена.
— Вы смешны.
— Я? Почему? Это всего лишь предположение. Вам лучше знать… — Он снова пожал плечами. — Но, думаю, я прав в главном. Он представительный и очень преуспевающий молодой человек. Или это, или он открыл золотую жилу.
— Что вы имеете в виду?
— Вас. У вас хорошая работа, собственный дом, вы из хорошей семьи… в вас очень мало показного. Не считая друга с кричащим автомобилем, — язвительно добавил он.
Билли задохнулась от негодования.
— Я не собираюсь это выслушивать, — заявила она твердо, холодно глядя перед собой. — С меня достаточно.
— Прекрасно. С меня также достаточно. Более чем достаточно, если иметь в виду ваше юношеское поведение.
— Юношеское? Ха! Это благодарность за то, что я потратила свое время?
— Мое время, Билли, я включил часы.
— Мое время, — возражала она.
— Нет, мое, — твердо настаивал он. — Я плачу деньги, я заказываю музыку. Вот почему мы сейчас здесь. Я хочу знать, что происходит. Вы не сказали ни слова, с тех пор как мы выехали.
— Мне нечего сказать. Нам нечего сказать друг другу.
— Не согласен. У вас есть что-то на уме, с чем я хотел бы помочь разобраться, если бы вы мне позволили. Почему бы не выплеснуть это, не избавить меня от необходимости тащить это из вас клещами?
— Потому что, повторяю, мне нечего вам сказать.
— Неправда. — Тон был мягким. Трэвис развел руками. — Сцена во время ленча, молчание всю дорогу. Что-то гложет вас. Давайте, Билли, избавьтесь от этой головной боли, прежде чем она доконает вас.
Билли внимательно посмотрела на него. Уже такое знакомое, такое родное лицо. А почему бы и нет? Почему бы не избавиться от всех проблем сразу? Они бы закончили быстро. И сразу же не стало бы работы, и перестал бы мучить стыд, оттого что приходится работать на Гиддингсов, работать на Трэвиса, ненавидеть его, любить его, зная, что он принадлежит другой.
Она сделала глубокий взгляд.
— Вы лгали, — холодно начала она, крепко сцепив пальцы на коленях.
— По поводу чего?
— Кто вы, для начала? Вы — из семьи Гиддингсов?
— Это такое преступление? — спросил он, и чуткое ухо Билли уловило удивление в его голосе.
— Может быть, да. А может быть, и нет, — великодушно допустила она. — Но факт, что вы лгали. Заверили меня, что вы просто другой работодатель. Вам хорошо известно, что я никогда не согласилась бы работать на Гиддингсов.
— Но почему, Билли, почему? — недоумевал он. — Из-за пренебрежения, проявленного к Анне, да? Это вам только показалось.
— Едва ли показалось.
— Но она тогда нашла другую работу.
— А затем потеряла ее… благодаря Гиддингсам.
— Просто она рано вышла на пенсию. Вы же сами говорили, что она этого хотела.
— У нее не было выбора, и вы это знаете. Или ранний выход на пенсию, или увольнение.
— Ее бы не уволили, — объяснил он тоном терпеливого родителя, разговаривающего с трудным ребенком.
— Как в последний раз, вы имеете в виду, — презрительно скривилась девушка.
Трэвис вздохнул.
— Я зря теряю время, да, Билли? У вас сложилось твердое мнение, сложилось давно. Вы только не хотите выслушать…
— Еще большую ложь? — Билли покачала головой. — Нет, Трэвис, не трудитесь. Я не собираюсь ничего больше слушать.