— Едва ли в бараках, — прервал Трэвис, — и потом, это лишь временные помещения. Вы же знаете, что рабочая комната…
— Не будет готова и после Рождества. Мы заперты в этих курятниках, где ветер воет в щели окон.
— Но почему ни один человек не сказал мне об этом? Я займусь окнами немедленно. Небольшие сквозняки легко устранить.
— Может быть, и так, — согласилась она. — Но есть и другое, более существенное. Освещение, например.
— То есть?
— Эти ленточные светильники. Девушки перенапрягают глаза, особенно те, у кого работа требует повышенного внимания.
— Дополнительное освещение, — пробормотал Трэвис, внося еще одну запись в блокнот, лежащий перед ним. — Что-нибудь еще, Мона? — Он улыбнулся.
— Да, безусловно. Я обсуждала это с организацией охраны здоровья. Они обеспокоены тем, что нет комнаты для физкультуры. Раз уж она сгорела…
— Точно, — съязвил Трэвис. — Именно поэтому вы и работаете во временных помещениях, помните? И прежде чем вы процитируете директивы организации охраны здоровья, позвольте мне напомнить вам, Мона, что после консультаций с пожарной службой местные ремонтные службы выполняют все их обязательные предписания. Что следующее?
— Комната отдыха.
— Недостаточно кроватей? — сострил он на этот раз, не скрывая сарказма.
Мысленно Трэвис подвел итоги разговора с этой женщиной. Он уже устал от игры. И хотя она довела коллектив до состояния анархического бунта, он твердо знал, что работниц вполне можно убедить, проявив благоразумие. Приближается Рождество, у большинства женщин есть семьи, дети, которые ждут подарков. Игрушки и компьютерные игры, разработанные на основе высоких технологий девяностых годов, отнюдь не дешевые. А женщины во многом могут отказывать себе, но не детям.
— У вас здесь все прекрасно, — не унималась Мона, — так уютно. Ковер на всю комнату, в любую минуту кофе с бисквитами. Мы же с трудом перебиваемся там, и это несправедливо. Это зашло слишком далеко…
Трэвис обнажил зубы в подобии улыбки, потом поднялся, быстро обогнул стол. Когда он проходил мимо Моны Уотс, то заметил тень страха в ее глазах и почувствовал удовлетворение. Поединок еще не закончился, но скоро закончится, и Мона Уотс проклянет тот день, когда она связала свою судьбу с Гиддингсами. Но, подумав об этом, он сразу вспомнил, как угрожал Билли. Угрожал оставить ее без работы и без рекомендаций. Мона тоже могла стать безработной и не иметь возможности устроиться на работу без рекомендаций. Билли. У него похолодело в животе. Разве не он заставил ее уйти из его жизни, с работы, которую она, казалось, любила, в суровый мир безработицы?
Но что касается Моны, то она вполне этого заслуживает, внушал он себе по пути из офиса в самое большое из трех передвижных временных помещений. Судя по доносившемуся шуму, женщины уже прекратили работу и что-то взволнованно обсуждали у своих рабочих мест.
Но думал он не об этих женщинах, а о Билли. Потому что Билли исчезла. И если бы она нашла другую работу по специальности, он бы узнал об этом от коллег. Таким образом, он вынужден был взглянуть в лицо ужасному факту. Он уничтожил ее. Из-за упущенного контракта он уничтожил ее. А контракт и не имел особого значения. Никогда не имел. Дело было в доверии.
Как только он появился в дверях, установилась тишина. Трэвис прошел в тот угол комнаты, где стояли столы с тарелками, чашками, коробками из-под сандвичей, газетами, журналами и музыкальным центром, который сразу выключили. Он огляделся, заметил под ближайшим столом большую коробку, достал ее и высыпал ее содержимое в мусорное ведро. Не обращая внимания на напряженную тишину в комнате, он вытащил из внутреннего кармана пиджака фломастер и большими буквами написал на боку коробки одно-единственное слово: ПРЕДЛОЖЕНИЯ. Улыбаясь, он поднял коробку вверх, чтобы все могли видеть это слово.
— Я побеседовал с миссис Уотс, и мы договорились о некоторых улучшениях, которыми, надеюсь, вы все будете довольны. Но в случае, если мы чего-то не учли, записки с предложениями можете опускать сюда. Это относится и к жалобам. Записки могут быть анонимными или нет. И я обещаю вам, что каждая записка будет рассмотрена.
Раздался возбужденный гул голосов — одобрения, понял Трэвис. Он помолчал, давая событиям идти своим чередом. Одновременно он внимательно всматривался в лица работниц, в их выражения, но, как он и ожидал, не нашел ни одного с выражением тревоги или раздражения. Довольный, он кивнул, поднял руку, и снова установилась тишина. И тогда он со значением произнес:
— В знак признания вашей прекрасной работы, выполненной в трудных обстоятельствах, всем будет увеличена зарплата. Считайте это предварительной рождественской премией. — И он назвал весьма значительную сумму.