Слова Молота потрясли меня; за каждым из них чувствовалась уверенность и грусть. Впервые я задумалась о том, почему многие перешагнувшие порог столетия Алхимические не спешат обращаться в Колоссов; сама эта форма уже отдаляет их от людей.
Предупреждение пришлось очень вовремя. В следующем же месяце Нурад оказался ближе к опасным регионам; здесь всегда была высока теосейсмическая активность, и надо было подготовиться к возможным сотрясениям и разломам.
Нам пришлось разлучиться – я с другими люминорами работала над укреплением энергетических цепей и готовилась к извлечению душ, если будут жертвы. Светоч же вместе с несколькими иными Защитниками много времени проводил на окраинах, укрепляя границы города протоколами и воздействием мощных чармов. Я не сразу вспомнила о предупреждении Молота: слишком уж много выпало работы.
Вскоре Нурад ушел дальше, сместившись в сторону от опасной зоны, тревога утихла. Больше месяца мы не виделись; как только возникло свободное время, я поспешила к Светочу.
Он нашелся на окраинах города; часть конструкций все-таки обрушилась, и сейчас их восстанавливали. Как раз когда я приближалась, он поднял руки, произнося командные слова очередного протокола, и столь знакомая мне анима взвилась ярким сиянием.
По воле Светоча из гладкого металла стены выступила огромная фигура из черного железа и тысяч шестерен, вращавшихся под ее панцирем. Могучие поршни ходили в суставах, струи пара вырывались из плеч и маски, отдаленно похожей на лицо. Машинный голем – сотворенное протоколом механическое тело и вселившийся по воле Божественных Министров элементаль пара. Я уже не раз видела, как Светоч призывал таких.
Конечно, он расслышал мои шаги, но оглянулся лишь тогда, когда отдал приказания голему и тот двинулся к разрушенной стене.
Я споткнулась. Глаза Светоча по-прежнему были удивительно яркими – но теперь его взгляд напоминал о лампах в тоннелях: ровный, спокойный, совершенно бесстрастный. И выражение лица было таким же – он даже не улыбнулся.
– Амана, – коротко кивнул Светоч. – Требуется моя помощь?
– Нет… – неуверенно отозвалась я, останавливаясь. – Я хотела узнать, как ты.
Слова прозвучали удивительно банально; может быть, так казалось из-за его равнодушного взгляда.
– Не пострадал, – коротко сообщил Алхимический. – Сейчас у меня много работы, ты можешь уточнить нужные данные позже.
Он повернулся к голему; мне показалось, что даже сияние орихалковой кожи и анимы изменилось, став холоднее.
– Но ты помнишь меня? – слова вырвались сами собой.
– Да, конечно, моя память в порядке, – ответил Светоч, не оглядываясь. – Ты Амана, мастер-люминор. Мы были неоднократно физически близки.
Я ушла, когда поняла, что больше он ничего не скажет. Я не знала, что сама могла бы сказать.
Так вот, как она выглядит, высокая Ясность…
Светочу понадобилась неделя на то, чтобы стать прежним: после ремонта стен он отправился в чаны, извлек все чармы, изменявшие его рассудок. Я пришла к нему на следующий же день, была вместе с ним всю неделю: мы говорили о науке, только о ней… и я видела, как постепенно теплеют его глаза, как орихалковая кожа приобретает прежний ласковый блеск.
Я точно знала, когда машинная логика окончательно оставила его сознание: Алхимический осекся на середине фразы, посмотрел на меня, и свет в глазах пронзила золотистая молния боли. Он стремительно вышел; я, свернув чертежи и прикрыв тканью модели, последовала за ним.
Светоч стоял, прижав ладони к стене, касаясь душекамнем гладкой поверхности. Он молчал; я тоже ничего не сказала. Просто подошла и прижалась к нему всем телом, чувствуя орихалковое тепло.
Та ночь была такой же страстной, как и самая первая. Казалось, что Светоч старался вспомнить, запечатлеть все чувства в своем сознании… и я была лишь рада ему помочь. Отчаянно хотела помочь.
Наверное, потому в моей собственной памяти задержались лишь отдельные сцены.
Вот мы на постели – как тогда, в первый раз; губы Светоча ласкают мою грудь, я сжимаю его виски, чувствуя под пальцами сеть чарма. Любимый спускается все ниже, и я не могу сдержать стона; капли пота на моей коже сверкают в сиянии его тела.
Вот я смотрю в стену; Светоч сзади, и я содрогаюсь в такт его ласкам, а развернувшиеся манипуляторы накрывают грудь и гладят внизу, одновременно с сильными, уверенными движениями его бедер. Повернув голову, я касаюсь его губ поцелуем.
Вот уже он распростерся на кровати, и я покрываю поцелуями каждый дюйм орихалковой плоти, касаюсь губами живота, потом… потом мне неважно – есть гидравлика или нет, потому что любимый, резко выдыхая, зарываются пальцами в мои волосы.