Элементаль хорошо знает свою любимую, и знает, какие прикосновения отзываются в ее теле вспышкой удовольствия. А когда радостно ей – радостно и ему; могучие лапы дракона обнимают Амарель, ее же тонкие пальцы скользят по чешуе, ласкают сотканное из стихии тело.
Она тоже знает, как доставить ему удовольствие. И пусть ей привычнее человеческий облик… но сейчас Амарель хочет чувствовать любимого в его истинной форме, поверить, что кошмар кончился, что они снова вместе.
И с каждой секундой она все больше верит. Верит, когда Факхару начинает ласкать ее все быстрее, пробегая меж грудей мягкими касаниями; верит, когда кончик его хвоста гладит ее спину, от шеи до ложбинки между ягодиц; верит, когда когтистые руки сжимают ее хоть и твердо, но нежно…
Верит, когда он наконец входит в разгоряченную страстью девушку – подавшись вперед подобно волне прилива, овладевая Амарель мягким текучим движением. В этом облике он все равно слишком велик, и ей на какое-то мгновение больно – но она приветствует эту боль, еще больше заставляющую поверить: он рядом.
И боль мигом пропадает, смытая волей и магией Цензора; Амарель подается навстречу ему, принимая в себя истинно драконий орган, покрывая поцелуями пахнущую морем чешую. Какой смертный оказался бы способен на такое?
Они движутся вместе, движутся в унисон, словно океанская волна и падающий на нее свет солнца; дыхание Факхару кажется тихим штормом, стоны Амарель – прорезающими его столь же тихими порывами ветра.
И когда он в конце концов выплескивается, когда оба достигают пика – девушка выгибается так, как почти невозможно для человека, смотрит в небо глазами, в которых стоят слезы. Она вернулась. Она выжила и вернулась к своему дракону.
Факхару осторожно скользит назад, покидая ее тело; девушка вытягивается на нем, запечатлев благодарный поцелуй на его щеке.
– Не бросай меня, – просит Амарель, прикрывая глаза. Сейчас она чувствует себя не просто в безопасности, а словно защищенной самой Имперской Горой.
– Никогда, – шепчут волны и солнечный свет вокруг. – Никогда, сколько бы Эпох ни минуло.
Девушка улыбается и засыпает, прижавшись к теплой чешуе цвета океана, свернувшись среди колец тела любовника.
Факхару бережно накрывает ее возникающей из воздуха волной пуха. Да. Он никогда ее не оставит – даже если мир рухнет. А если кто-то попытается снова ее отнять…
Где-то вдалеке грохочет буря; Амарель, снова улыбнувшись, поворачивается во сне.
В шуме волн и ветра она слышит голос любимого.
10.09.2012 – 16.09.2012
Дела смертных и духов. Линии сочувствия
– Неурожай, значит, – неспешно повторил Фэнсай, поглаживая подбородок.
– Да, мастер, – подтвердил деревенский староста. – Все посадки на корню вянут! Ну как заколдовал кто, не знаем, чего и делать! Помогите, Драконами молим!
Гость задумчиво кивнул; дело и в самом деле было странным. Семь Ручьев находились в плодородной долине, другие селения не жаловались на недостаток злаков и фруктов… а здесь поля начали вянуть. Крестьяне не знали, что и делать и к кому обратиться; деревенский знахарь умел врачевать людей, но в болезнях растений понимал не больше односельчан. Города были далеко, и Семь Ручьев, считай, никому и не принадлежали – так-то было бы кому пожаловаться. То же Царство на подобные случаи реагировало быстро, пусть даже и из стремления сохранить доходы имперской казны.
Поэтому крестьяне аж взвились от восторга, когда в деревню заглянул мастер-тауматург Фэнсай с телохранительницей. Староста уже успел наобещать гостю золотые горы в разумных пределах, и наконец смог объяснить, в чем дело.
– Пойдем, посмотрим, – предложил Фэнсай. – Может, что я и сделаю.
– Может?! – удивился староста. – Вы же мастер!
– Не во всем, почтенный Тарану, не во всем, – рассеянно ответил Фэнсай. Тауматургия была магией разветвленной и непростой, и за всю историю Творения можно было по пальцам пересчитать тех, кто овладел всеми Искусствами. Сам Фэнсай получил мастерскую степень в геомантии, очень хорошо разбирался в защите и экзорцизме, и считал себя неплохим зачарователем. Об остальных же Искусствах он имел скорее теоретическое представление, пусть и достаточно ясное.
Большой короб с инструментами геомант оставил позади, под присмотром Тераи. Смуглокожая воительница мрачно глядела на крестьян, покачивая в руке копье; люди боязливо перешептывались, и никто не решился даже подойти к вещам.
На поле Фэнсай осторожно прошелся среди растений, погладил увядающие колосья. Не надо было быть мастером Искусства Плодородия, чтобы понять – к природному циклу случившееся не имеет отношения.