Приняв сложное решение, я сделала последний шаг к нему, к моему невозможному счастью.
— Мне всё равно, сколько у нас есть времени. Пусть это даже один день. Плевать. Я хочу быть с тобой, зная, что будущего у нас нет. Ты моё счастье, моё сердце, моя радость. Подари мне хотя бы мгновение. Давай просто представим, что на наших плечах нет этого бремени ответственности, и сделаем что-то для себя. В последний раз. — Прервавшись, чтобы набрать воздуха, я продолжила: — Ксандер, я люблю тебя уже очень давно и просто больше не могу держаться на расстоянии. Позволь нам быть.
Дав мне ещё несколько минут, чтобы передумать, Ксандер резко прижал меня к себе и, наклонившись, обжёг мои губы долгожданным поцелуем.
Это было невероятно. Все эмоции, что владели мной в тот момент, выплеснулись через край: страх, неуверенность, любовь, радость — в этом поцелуе смешалось столько всего. Прикосновение мягких и ласковых губ заставляли меня все сильнее прижиматься к нему, а руки, скользящие по незащищенной спине, вызывали головокружение. От каждого прикосновения по моему телу расползались толпы мурашек, а сама я всё меньше чувствовала связь с реальность. Я была лёгким шариком, а губы мужчины — единственной ниточкой, удерживающей меня на земле.
Прервал это безумие бой курантов. Я вздрогнула от громкого звука и только тогда смогла отстраниться от моего мужчины. Ксандер пытался прийти в себя и выровнять дыхание. По-прежнему не выпуская меня из рук, он потянулся за нашими бокалами, что стояли на парапете.
— За нас! — провозгласил Ксандер со слегка шальной улыбкой.
— За исполнение желаний!
С того момента моя жизнь изменилась. Все свободное время, будь то перерыв между занятиями или обед, мы проводили вместе. Счастье туманило разум, а чувства выплёскивались через край.
Мы жили, не оглядываясь назад и не смотря вперёд. Наши дни были наполнены объятиями и волшебными поцелуями, от которых тело горело и требовало большего. Нет, никто не забыл об осторожности. Перед нами всегда стояла некая грань, за которую никто не осмеливался заходить. Хоть мы и проводили почти все ночи вместе, но Ксандер никогда не появлялся в моей комнате после отбоя.
Да, студенты не могли никому рассказать о наших отношениях, клятва бы не дала, но что делать, если всегда остаётся шанс столкнуться с одногрупниками, и было бы нехорошо, если бы моя репутация помешала заключению какого-либо важного договора. Поэтому по ночам я, как вор, пробиралась в комнату к Ксандеру, благо, жил он на вершине башни без соседей, и меня никто не мог увидеть.
«Как же это прекрасно — засыпать в объятьях любимого, слышать его мерное дыхание, вбирать в себя его аромат, от которого кружится голова! Как же мне этого не хватает…»
— Ты снова уплыла в свои мечты, — раздался голос Алистера. «Странно, я и не слышала, как он вошёл. Вот почему он всегда меня находит?» — Ты становишься предсказуемой: если за окном дождь, то я непременно обнаружу тебя здесь.
Алистер ласково провёл рукой по моим волосам и без зазрения совести уселся на противоположный край подоконника, предварительно положив мои ноги себе на колени. Он был чем-то озабочен и пребывал в несвойственной ему задумчивости.
Али изменился за эти годы: повзрослел, возмужал, из его взгляда ушёл юношеский задор. Лишь рядом со мной, внешне никак не изменившейся, спасибо наследию эльфов, он становился всё тем же весёлым и жизнерадостным Али. Но сегодня что-то было не так. Всегда аккуратно причесанный и элегантный муж выглядел так, будто только что вылез из кровати не в меру темпераментной любовницы. Если бы я не знала, что он собственноручно разогнал весь аристократический балаган ещё десять лет назад, то, безусловно, подумала об измене.
— Что-то случилось? — ну не могла я смолчать, слишком близок мне стал за пятнадцать лет этот мужчина. Да что и говорить, если по пришествию стольких лет мы живём вместе, никто из нас так и не решился поднять вопрос о расселении. Единственное, что я сделала — это запретила что-либо менять в своей старой комнате. Формально она оставалась за мной.
— Не у одной тебя состоялся неприятный разговор с лордом Джентли, — Алистер тяжело вздохнул и продолжил рассказ, отвернувшись к окну: — Ты и без меня знаешь, чего хочет этот старикашка. Мне скоро тридцать пять, а это значит, что по закону он должен уступить власть.