***
В темноте река выглядит очень необычно. А вода такая же холодная. Она
садится в росистую траву, обхватив колени. Что-то должно произойти.
Радостное и неуловимое. Чудо.
***
Это кому слабо?!
«А», «Б», «В», …»
Веломир», телефон 31261-1595-4239. Денис Абдулатович Митчел. Необычное
имя. Хм, попробуем.
Бархатные нотки. «Алло. Денис Абдулатович? Здравствуйте! Выгодное
предложение: завтра в любое удобное время я буду вашей».
***
Уютное кафе. За столиком смуглый голубоглазый брюнет. Это начинает мне
нравиться. Кровь приливает к голове. Все плывет. Ноги ватные. Дрожь.
Сок…
Угольно черные волосы. Дерзкие зовущие глаза. Полные манящие губы.
Спелые груди. Тонкая гибкая талия. Длинные стройные ноги. Кошачья
грация. Похоже, мулатка.
«Здравствуй, Денис!»
***
Луна огромная и блестящая. На берегу мужчина и женщина. Зрелые телом,
юные душой.
Каруселька? Встретились на час? Главное – мимолетное счастье?
Пусть разбегутся. Крепче всех цепей любовь. Потерявшись, найдутся.
Можно идти домой.
Георгий Максимовский. Реквием
Ротмистр Бармин Сергей Александрович стоял перед входом в Кафедральный собор и неторопливо крестился. Только, что закончилась «заутренняя» и болгары не спеша, о чём-то переговариваясь, расходились по своим делам. « Как же я устал от чужой речи вокруг», - горько подумал ротмистр. Затем, заметно прихрамывая, направился ко входу. Был он ещё не стар, недавно разменял пятый десяток. По – военному статен. Правильные черты лица и длинные пальцы рук подчёркивали благородство происхождения. Постоянно прижатая к правому боку рука, придерживающая несуществующую саблю, выдавала в нём кавалериста. Зайдя в храм, он на последние стотинки (мелкая болгарская монета) купил две свечки. Одну поставил за упокой родителей, вторую за здравие жены Верочки, сынишки Петеньки и дочки Катеньки. Долго стоял перед иконостасом, сняв военную фуражку с триколоровой кокардой. « Прости меня, господи, за тот грех, что собираюсь совершить», - шептали его губы. – « Во спасение родных мне людей иду на это, во имя их счастья и благополучия. Не оставь их заботами своими. Аминь». Тяжело вздохнув, медленно пошёл на выход. Теперь торопиться, действительно, было некуда. На улице было пасмурно и зябко. Стоял туман. Ветер нёс нескончаемую влагу. В мозгу крутился романс Фельдмана:
Как грустно, туманно кругом,
Тосклив, безотраден мой путь,
А прошлое кажется сном,
Томит наболевшую грудь!
Ямщик, не гони лошадей!
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить,
Ямщик, не гони лошадей!
Он направился в сторону моря, в приморский парк. Перед глазами стояли совсем другие образы из прежней жизни, образы Родины большой и родины малой. Вспомнилась родовая усадьба в средней полосе России. Большой и старинный помещичий дом, в котором он родился и вырос. Это был мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили той жизнью, которая для Сергея казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить со своею женой, со своею семьей. Это поместье было даровано предкам ещё в семнадцатом веке за долгую и доблестную службу государю-императору. Род Барминых был настолько древним, что вёл своё начало от охраны Ивана Грозного. Все в этом роду по мужской линии были военными и защищали землю русскую. И вот, теперь, он оказался вышвырнут из той страны, которую защищали его предки. Изгнан вместе с той, которую любил больше всего на свете, которая подарила ему, ни с чем не сравнимое счастье отцовства. Пред ней, будущей своей женой, он падал на колени в тени аллей родного поместья, когда просил её осчастливить его на всю жизнь, став его женой. Её он целовал со слезами на глазах, когда родился их первенец Петруша. И не передаваемы словами, чувства наивысшей точки восторженности и умиления, когда на свет появилась дочка Катюша.
Он гнал от себя эти мысли, вышагивая по брусчатке чужого города. Сквозь слезы смотрел вдаль, и ему грезились уездный приволжский городок, синий степной вечер и молоденькая девушка, которую он всей душой любил, и образ которой слился с образом женщины, которая до вчерашнего дня всегда была неотъемлемой частью его жизни, на которую он молился под свистом шрапнели и воем снарядов , которую звал в горячечном бреду госпиталей, и рядом с которой всегда находил покой и отдохновение от кошмаров и ужасов войны.