- Дурочка. Это больно и вообще неприятно, так что забудь.
Ответить не успела, потому что он собрал мои мокрые волосы в горсть, натягивая их чуть не до боли. Поворачивая меня так, чтобы можно было накрыть рот поцелуем, останавливающим любые возражения и протесты. Хотя как раз протестовать я и не думала, отвечая с не меньшим напором, с жадным нетерпением принимая каждое касание языка, движение горячих губ.
Черт с ним, что приходилось балансировать на одной ноге, чтобы не упасть, потому что удержать равновесие становилось всё труднее. И непонятно, от чего становилось труднее дышать, от горячего ли пара, заполнившего душевую кабину, или руки Антона, стиснувшей меня под грудью так, что я почти повисла на нём всем весом. А может, от того, что не хотелось отрываться его губ, как будто если отодвинусь, всё это куда-то пропадет. Потому прижималась так, как только могла, выворачивая голову до боли в шее. Чувствуя, как тяжелая ладонь принуждает опуститься, пришлось оторваться от его рта.
Вытянулась до хруста в спине, забросив руки за голову, пальцами впилась в короткие волосы на его затылке. И ахнула, когда горячие губы прихватили моё ушко, скользнувший по самой кромке язык, мягкое касание зубов, прикусивших мочку. Внизу живота как кипятком плеснуло, обожгло до такой степени, что дыхание окончательно сбилось. Теперь я не могла смотреть ему в глаза, как в самый первый раз, и в этом было что-то странное. Как будто мне нужно держаться за его взгляд, не то в поисках одобрения собственных действий, не то чтобы просто не терять связь с действительностью.
Он убрал мои ладони, мягко толкнул вперед, и мне ничего не оставалось, как прижать их к стене. Жесткий неудобный пол под коленями и прохладный кафель, в который я уперлась руками. Горячее твердое тело за спиной, к которому я льнула. Прогибалась в пояснице, кошкой ластилась к его рукам, с нажимом ласкающим грудь, скользнувшим на живот и ниже, туда, где все горело и пульсировало.
Подчинилась движению бедра, толкнувшего мою ногу, чтобы поставила колени ещё шире, пригибаясь так, что едва не коснулась грудью пола. Охнула от резкого толчка, почти болезненного чувства наполненности, выбившего стон через стиснутые зубы. Дорожка поцелуев вдоль позвонков, выше, к шее, и каждый, несмотря на нежность губ, как ожог. И эта неподвижность выматывает, заставляет хныкать и извиваться. Руки поверх моих пальцев, прижимающие ещё сильнее к прохладной стене, не дающие ни пошевелиться, ни оглянуться.
Первое плавное движение во мне, от которого хочется облегченно выдохнуть и тут же снова втянуть воздух до жжения в легких, потому что мало, потому что хочу ещё. Всего и полнее. Больше тягучих толчков, которые не столько гасили, сколько распаляли моё нетерпение, больше вынужденной покорности, заводившей почище самых изощренных ласк. Больше его шепота, хриплого, сорванного, на тембр которого я реагировала даже больше, чем на слова, потому что не все их слышала. А те, что слышала, не понимала, больше занятая тем, чтобы прочувствовать каждый колючий разряд по нервам, каждую судорогу удовольствия, от которой все тело дрожало и ныло.
И всё это не поднимая веки, даже не потому, что их заливала вода, просто так каждое касание ощущалось острее. Почти до белого зарева перед глазами. До вскрика от каждого его движения, правильного и нужного. Но слишком медленного и плавного, когда мне хотелось иного.
Плотная хватка его ладони на моем бедре, будто удерживающей, чтобы я не попыталась отодвинуться. Глупый, была бы моя воля, прижалась ещё теснее.
Губы, не столько целующие, сколько почти жалящие затылок и плечи. И пальцы, которые он прижал к моему рту, наверное, чтобы заглушить стоны. С которых я жадно слизывала капли воды, с трудом сдерживаясь, чтобы не запустить зубы в подушечки. Потому что очень хотелось. Хотелось повернуться, толкнуть его на пол, чтобы показать, как мне хочется, как мне нужно! Вместо этого я могла только выгибаться и прижиматься к нему так, чтобы чувствовать как можно полнее, от твердых мышц под кожей до стекающих по ней капель воды. Кусать то свои губы, то его пальцы, но и это помогало слабо.
Злиться и одновременно упиваться этой беспомощностью. Тем, то он может согнуть меня как угодно, но это будет для меня. Губы, впивающиеся в мою шею, и снова невнятный шепот за спиной, ладони, почти грубо стискивающая мою грудь, почти, но недостаточно. Боль от жесткого пола, впившегося в кожу, и неудобной позы, которую уже и не хотелось менять. Ерунда это всё. И что руки скользят, а сама я почти ослепла и оглохла, это такая малость…