– Тот официант в ресторане. Это тоже были Вы?
Ян опустился в кресло, спокойно выдержал взгляд Лии и кивнул.
– И Вы так легко разрушили все в моей жизни, не жалея ничего для этого? – Кончики пальцев похолодели, словно их засунули в зимний снег. Лия готова была убить его, настолько её охватило бешенство. И останавливаться она не хотела. Дело сейчас было уже не в её погибших отношениях, дело было в лабиринте, куда её затягивало желание выбить из него правду вместе с духом, – Что Вам это дало?
– Абсолютно ничего.
Она опешила. Это было похожим, как если бы ей с ходу пришлось врезаться в стену. Дорнот чуть пожал плечами, словно отвечая на её недоумение, и поднял на неё глаза:
– Уверен, что ты прекрасно знаешь ответы на свои вопросы, но зачем-то требуешь их от меня.
Лия поджала губы, заклиная себя промолчать и душа на корню все ругательства, которые просились наружу.
– Вам не стоит долго сидеть, лучше ложитесь, – внезапно сказала она, удивляясь тому, что оказалась способна на спокойный тон.
– Все нормально.
Повисла тишина, как бывало обычно после их неудачных диалогов. Лия развернулась и вышла из комнаты. Поразительно, как можно быть таким самонадеянным, спокойным и почти игнорировать её, будто она напросилась к нему в дом! Но вместе с тем, ей пришлось раздраженно признать, что он действительно нездоров, а это её как-то задевало. Всё же он оставался весьма вежливым по отношению к ней. И ей совсем не нравилось, что даже в этой ситуации Дорнот оказывается положительней, чем она хотела бы его видеть
Вечер был на редкость не похож на весенний. В окно стучал дождь, а ветер заунывно шумел где-то в камине. Лия сидела в углу кровати и раздумывала – как там сейчас, дома? Что делает мать? Жулибо, скорей всего, сидит в кухне, ожидая момент, что бы утащить что-нибудь съестное. А что делает сейчас Он?
На секунду Лия задумалась, позволяя себе такую минутную слабость. Но затем отрезвляюще дотронулась до лица, где уже давно прошел синяк, не проходя при этом в душе. Она поплотней завернулась в одеяло и неожиданно подумала о том, что где-то на другом конце дома наверно по-прежнему не спит Дорнот. Лия почти никого не видела в доме поздно вечером, кроме него, а это означало, что сейчас он так же один. Больной. И в полном одиночестве. Она поежилась. Как бы это не казалось глупым, после того, что происходило, что-то неприятно царапало при этой мысли.
Ругаясь на чем свет стоит, Лия вылезла из теплой постели и, натягивая брюки, убедила себя, что просто проверит – как он? из профессионального долга. Если же всё нормально – вернется обратно.
Казалось, что в доме никого нет кроме неё и тишины. Лия осторожно ступала по полу, словно её шаги могли потревожить сон старых стен. Дойдя до лестницы, она заметила, что камин внизу еще освещает полумрак несколькими языками пламени, лениво лижущими каминную кладку. Это было единственное освещенное место, и Лии захотелось подойти к нему. Она так же осторожно спустилась, стараясь не шуметь, и почти подошла к огню, когда из кресла, стоявшего перед камином, раздался голос Яна:
– Проходите, у огня теплее.
Лия остановилась. Кажется, она говорила, что просто проверит – как он там, и вернется обратно?
– Не уходите, посидите здесь.
Это было необычно. Эта была почти просьба. Лия прошла к камину, опустилась на пол, устланный ковром и прислонилась к стоявшему рядом креслу, близнецу того, в котором сидел Ян.
– Я спустилась узнать – как Вы, – спокойно сказала она, подбирая поудобней ноги.
– Спасибо, что побеспокоились, но всё хорошо.
Огонь в камине плясал, рисуя какие-то известные лишь ему картины, рассыпался искрами в фейерверке и снова продолжал танцевать, лениво поедая поленья.
Впервые Лия вдруг поняла, что ей хорошо. Ей было просто хорошо, несмотря ни на что. Словно тишина и покой наконец-то спустились на неё, очищая от остатков всего, что не давало спокойно дышать.
– Улыбка придает свет лицу, – произнес Дорнот, словно ощущая, что Лия улыбается. Она кивнула и обернулась на него. Ян сидел с книгой, лицо оставалось в тени, не позволяя отчетливо разглядеть его выражения.
– По Вашим словам моё присутствие угнетает, но Вы приходите, что бы проведать меня. Вы так сильно преданы долгу профессии?
– Я не меряю свои поступки долгом, – возразила Лия, – Если кому-то не хорошо, я не могу просто пройти мимо.
– Кто-нибудь счел это ложью или же добротой на грани с безрассудством.
Ложью это сочли. Не так давно. Лия нахмурилась, прогоняя непрошеные воспоминания
– Почему вы всегда один? Или ваши родственники не в курсе, что Вы тут? – Она решила атаковать сама, прежде чем снова специально или ненароком атакуют её.
– Наверно потому, что я не имею родственников, горящих желанием присутствовать рядом.
Дорнот наблюдал за ней, говоря это. Его взгляд ощущался по-прежнему как направленный на собеседника прицел.
– Мать умерла, оставив меня целиком на попечении отца, достаточно рано. Отец умер несколько лет назад. Остальная родня не особо страдает семейной любовью, поэтому мы не поддерживаем никаких отношений.
Лия вновь ощутила укол сочувствия.
– Как Вы правильно догадались, мы не настолько бедны. Но вот только мое желание быть врачом не вызывало одобрения ни у кого. Даже у тех, кто поддерживал отношения с моим отцом. Как и у него тоже, кстати. Он решил, что из меня так и не получилось достойного в его глазах сына, ну и я уехал.
Лия покачала головой, ощущая жалость к нему, которая оттесняла назад прежнюю неприязнь. Она была счастливей его, у неё всегда была семья, которая принимала её любой, не смотря ни на что.
– Но это же неправильно, – она отодвинулась от кресла и повернулась к Дорноту.
– Неправильным было забыть о фамильной гордости и спуститься до уровня обычного человека, стоящего на более низкой ступени общества, – его голос источал сарказм, за которым пряталась горечь, – Особенно когда тебе с рождения выбрана дорога, обещающая перспективы и не выходящая за рамки традиций. А ты решаешь распорядиться своей жизнью иначе.
– Вы были счастливы, распоряжаясь своей жизнью, – возразила Лия, поддерживая последнюю фразу.
– Меня приучили видеть в людях то, что может быть ценным для того, чтобы идти дальше. Ничто не должно остановить, если выбираешь цель. Ничто не должно выходить за рамки. Жизнь – это набор четких правил и условий, которые диктуют положение и семья. То, что в них не вписывается, либо необходимо вычеркнуть, либо обойти, чтобы не нарушить правил.
– Как так можно жить, – почти возмущенно произнесла Лия, – Позволять жизни превращать человека в пешку и лишать всего, что позволяет ему оставаться самим собой!
– Ну, таковы правила. Хотя именно из-за них меня можно считать самоуверенным мерзавцем.
Лия покраснела, не опуская глаз под взглядом Яна:
– Я не считала так.
– Бросьте, мы с Вами прекрасно знаем, что это не так, – он отложил книгу, которую держал в руках, в сторону, – Но это Ваше право считать меня кем Вам угодно.
– Нет, – Лии отчего-то захотелось переубедить его, – Это не так. Я не считала так хотя бы потому, что не знала – что Вы из себя представляете.
Дорнот подошел к камину и облокотился на теплую каменную панель.
– Люди предпочитают видеть то, что снаружи, а не заглядывать глубже.
– Вы требуете слишком много, – её задели его слова.
– Я никогда не требую ничего, кроме того, что могу сделать сам.
– Знаете, каждый раз я видела не самые положительные проявления Ваших требований. Ваши слова о женщинах. Высокомерие – порой достаточно легкомысленное и оскорбительное отношение к людям. И Вы не понимаете, почему о Вас складывается такое впечатление, когда сами всячески только поддерживали его? – Лия поднялась с ковра. От её благожелательного настроя не осталось и следа.
Пламя причудливо плясало, освещая лицо Дорнота, отчего все резкие линии лишь подчеркивались, придавая ему суровое, почти жестокое выражение. Он стоял, глядя сквозь камень и не шевелясь.