Гала знала, однако пришла к первой паре, ибо так был заведен будильник. А попытаться уснуть после его трелей — пустая трата времени. И, потому, девушка пошла в универ, не проявив, разве что, привычной спешки при сборах.
В отличие от своих, курящих или болтающихся без дела, однокурсников, она решила использовать освободившееся время с толком. И, потому, не отходя далеко от деканата, Гала устроилась на одном из кресел и принялась повторять домашнее задание к следующей паре.
Здесь-то ее и нашла госпожа Янук, секретарь деканата. Она была не одна — в компании с коротко стриженной, высокой и худой женщиной средних лет в брюках и блузке, а также в строгих роговых очках. Посмотрев на нее, Гала подумала, что лет через двадцать-тридцать будет выглядеть примерно так же.
— Чагай, можно вас в деканат на минутку?
Тон у Янук был не вопросительный — приказывающий. Мол, зайдешь, и никуда не денешься. Поэтому Гала послушно побрела за ней и строгой женщиной.
— Чагай, это доктор Кирьян, — представила ее госпожа Янук, когда все трое зашли в деканат.
— Я тоже заканчивала этот факультет, — сказала почему-то доктор Кирьян, — здесь все так изменилось.
— Доктор Кирьян — ведущий специалист городской психиатрической больницы, — продолжала секретарь деканата.
Все, приплыли, подумала Гала. В наше время стрессов, неврозов и, порождаемых жизненным опытом, комплексов, что вполне могли и цивилизацию на другой грани погубить, роль психиатрии стала даже важнее, чем у правоохранительных органов. Во всяком случае, человек, которого вызвали на допрос в полицейский участок, и человек, кого навещает доктор психиатрии, страдает первые мгновения одной мыслью: «а меня-то за что?». А, в качестве оптимистической вариации — «это какая-то ошибка».
Ну ничего, мы побарахтаемся. Победу ведь одержит тот, кто сражается.
— Очень приятно, — с показным энтузиазмом ответила Гала, — когда я закончу, тоже собираюсь стать психиатром. А пока я на третьем курсе, мне некогда. Учиться надо. Так что извините.
— Чагай, доктор Кирьян здесь не по поводу вашего трудоустройства, — раздраженно перебила ее госпожа Янук, — скажу даже больше, ваше профессиональное, и даже студенческое будущее в свете последних событий становится весьма туманным.
— В наше учреждение, — начала доктор Кирьян тоном судьи, зачитывающего приговор, причем обвинительный, и, причем к высшей мере, — поступили сведения о многочисленных случаях неадекватного поведения с вашей стороны. Начать хотелось бы с вашего взаимоотношения с другими студентами…
— Ну, тут все просто, — перебила ее Гала, — трудно поддерживать хорошие отношения с теми, кто тебя не уважает. Я же не виновата, что для большинства моих сверстников готовиться к занятиям, отвечать на «отлично» — значит быть «зубрилкой» и «ботанкой». Что за мое равнодушие к спиртному и сигаретам меня зовут «маменькиной дочкой» или тупо «правильной». Как будто последнее — плохо. Причем эти слова я слышу от людей, большинство которых рассматривают учебу в универе как средство откоса от армии, а то и вовсе, как повод еще пять лет, ни о чем не заботясь, жить за счет родителей. Я готова поставить сколько угодно на то, что минимум половина из них, даже на вручении дипломов, не знает, что теперь будет делать дальше.
— Я это все прекрасно понимаю, — голос у Кирьян смягчился, — я сама сталкивалась с подобными нападками в вашем возрасте. Речь ведь идет о том, как вы реагируете на них.
— Ну… это уж простите. Я, осмелюсь напомнить, живой человек, и не могу… не всегда имею возможность предварительно обдумать, а как бы мне так среагировать, чтобы никто во мне не заподозрил психически больную.
— Госпожа Чагай, вы опять ничего не понимаете. Во-первых, я не говорила вам, что подозреваю в вас психически больную. Я не следователь, чтобы подозревать, я врач, мое дело — ставить диагноз, причем, исходя из результатов специальных обследований, а никак не на пустом месте. Заподозрить я могу лишь то, что с кем-то, что-то не в порядке. Как с вами. Потому как ваши реакции представляются чрезмерными… даже для живого человека, как вы говорите.
— Поясните.
— Устроить истерику, с кем-то подраться, или замкнуться в себе — это еще ладно, эти реакции характерны. Еще можно припугнуть папой — «большой шишкой», другом-бандитом… и все в таком духе. Но вы, пожалуй, переходите все границы. Соседи по общежитию, а это зафиксировано в полицейском протоколе, утверждают, что вы побили и в грубой форме выставили из комнаты подселенную к вам первокурсницу Мару Семирог, которая умерла в ту же ночь.