Эрик дружелюбно кивнул и уткнулся вновь в свою чашку.
«Они словно Альфред и Брюс Уэйн. Еще чуть-чуть, и мне предложат стать новым Робином»[1]. Вслух Эрик этого не произнес, но сама мысль его позабавила.
— Я нахожусь здесь достаточно и уловил одну закономерность, — вдруг начал объяснять Мэлоу. — Тебе будет интересно это услышать. Так выходит, что сюда попадают только те, кто добровольно лишил себя жизни. Это для того чтобы ты понял, где же все-таки находишься. Видимо, для других существует Рай. Но ты тут, Эрик, значит, здесь тебе и место. У меня было много гостей, подобных тебе. Их отличала только форма самоубийства и мотив. Если захочешь, я могу рассказать тебе пару таких увлекательных историй.
Внезапно лицо Мэлоу из беззаботного стало очень серьезным.
— Знаешь, где все эти люди сейчас?
У Эрика перехватило дух.
«Неужели это особняк маньяков, которые заманивают гостей на чашку какао, а после расчленяют и хранят в подвале?»
Но тут же Эрик отбросил подобные мысли: «Да нет, я ведь уже мертв. Фух, хвала богам. Иногда хорошо быть мертвым».
— Что? — произнес Эрик вслух. — Эм, прости, где, ты говоришь, эти люди?
Мэлоу молча направил свою руку на огромные окна.
«Этот снег… неужели это…?»
Мэлоу решил внести некоторые объяснения:
— Да. Это именно то, о чем ты подумал. Когда-то они были людьми. Но время здесь способно убить даже мертвых. Не сразу, конечно. На это уходит от нескольких минут до… самой вечности. Это зависит от стойкости, но итог у всех один. Сюда попадают сотни людей каждый день. Ты даже не представляешь, сколько людей заканчивают жизнь самоубийством ежечасно! И каждый скитается здесь, в своих памятных коттеджах.
Эрик окончательно потерял дар речи, и Мэлоу решил объясниться более подробно, наконец, расставив все точки над «I».
— Памятные коттеджи, — повторил он. — Ты ведь нашел дневник именно в нем? Их тут тысячи. Но ты можешь увидеть лишь свой. Так это устроено. Это место каждого заставляет страдать в одиночестве. И каждый станет частью этого мира. Частью моей истории.
Мэлоу кивнул головой в сторону книжных полок. Эрик взглянул на эти стопки книг, и его пронзило озарение. Это были дневники. Сотни дневников жизней сотен людей. Тут явно побывали многие, но….
Не она.
«Сюда попадают только те, кто добровольно лишил себя жизни…»
«Мэлоу так и сказал, а значит…»
«Значит, Мэри значит, моей Мэри здесь… нет».
— Долгожданная встреча не состоялась, да? — словно прочитав мысли Эрика спросил Мэлоу. — Прости, я научился понимать этот взгляд. Твоя возлюбленная?
— Моя жена. Она… — голос Эрика дрогнул. — Она умерла… не добровольной смертью.
Эрик был абсолютно подавленным. Мэлоу не принимал попыток продолжить разговор и просто смотрел на разгорающийся огонь в камине.
Эрик вдруг вспомнил обрывок воспоминаний из своего детства. Вот он, юный Эрик Майлз, еще совсем кроха, но, как и все дети, необычайно юркий и шустрый. Тогда было рождество и Эрик жил только лишь мыслями о предстоящем рождественском подарке. Переполненный энергией, Эрик то и дело терроризировал свой собственный организм, пока не уставал от бесконечных игр и не валился с ног. Эрику нравилось такое времяпрепровождение. Ведь чем скорее он уставал, тем скорее засыпал. А это был самый прямой путь к перемещению в завтрашний день. День, приближающей его к получению новогоднего подарка. Радиоуправляемый самолет. Тогда чуть ли не все мальчишки в городе обсуждали новую модель какого-то современного и навороченного самолета. Модель из прочного пластика, высота в тридцать сантиметров! Это была самая настоящая крылатая мечта.
И вот наступил долгожданный день. День, когда Эрик с самого утра был готов стартовать из своей комнаты прямиком к рождественской елке. День, когда скорости юного мальчика позавидовал был любой самолет, пластмассовый и даже самый настоящий. И день, когда Эрик впервые в своей жизни ощутил настоящее чувство разочарования и неоправданных надежд.
***
«Если ты тут Эрик, значит, здесь тебе и место».
«Значит, Мэри… значит, моей Мэри здесь… нет».
Проведя какое-то время в молчании, хозяин дома первым прервал тишину:
— Хочу кое-что тебе показать, это заставит тебя взглянуть на ситуацию иначе.
Мэлоу встал с кресла и направился к огромному окну. Эрик безвольно направился за ним, дальнейшая судьба его не волновала. Для Эрика Майлза все было кончено.
«И каждый станет частью этого мира. Частью моей истории».
Обрывки фраз Мэлоу возникали в голове Эрика снова и снова.
"Значит, отсюда нет выхода… "
— Я перечитал миллионы дневников миллионов людей, от безжалостных тиранов до безобидных филантропов, — продолжал Мэлоу. — Я узнал о вашем мире столько, что мог бы написать учебник истории с самыми достоверными и правдивыми фактами. Но когда в дневниках описывается снег, то почему-то все пишут одинаково. Описание красоты снега и зимы занимает десяток листов. Снегу посвящают даже стихи! Я бы очень хотел увидеть настоящий снег, Эрик.
Собеседники не отрывались от пейзажа за окном. Но Мэлоу смотрел заворожено, а на лице Эрика не дрогнул ни один мускул.
— Это души, Эрик, — произнес Мэлоу после длинной паузы. — Каждая песчинка, парящая в небе… это душа. Не снег, увы.
— И больше… совсем ничего? Ни через сотни километров?
Закрыв глаза Мэлоу медленно начал мотать головой из стороны в сторону.
— Ни… через тысячу? Только души и… ничего больше? — отчаянно произнес Эрик, все никак не унимаясь.
— Ни даже через миллион. Тут только ты. Ты, твои мысли и твоя боль.
— Значит, я стану таким же? И отсюда совсем нет выхода? — тускло прозвучал голос Эрика. — Знаешь… оно и к лучшему.
На мгновенье Эрику показалось, что Мэлоу хотел что-то сказать. Но в конечном итоге мальчик предпочел отдаться молчанию.
Теперь Эрик посмотрел на песчаную бурю под другим углом зрения.
«Они так спокойны, летят себе куда-то вдаль и только. Их ничего не тревожит. Ни боль, ни тревога. Они порхают, подхваченные ветром, и просто отдаются течению. Ничего больше».
Затуманенный взгляд Эрика не замечал, как песчинки резко меняли траекторию, разлетаясь, кто куда, и вновь возвращаясь в привычную колею. Мэлоу тем временем продолжал:
— Я знаю лишь одно, Эрик. Таким как прежде тебе уже не стать. Ты уже начал рвать свою душу на куски. Твой дневник — это и есть твоя жизнь, понимаешь? Отпустишь ее, и все кончено. Я видел, что ты чувствуешь, прощаясь со своим прошлым. У меня редко бывают по-настоящему интересные гости, — Эрик почувствовал в голосе Мэлоу настоящую грусть. — Твое какао остывает.
В этот момент возле Эрика внезапно материализовался дворецкий Томас. Быстрым движением руки он учтиво поменял старую чашку на новую и направился к двери.
— Спасибо, Томас, — произнес Мэлоу. Один кивок и дворецкий скрылся за дверью.
— Кстати, если дневник все еще нужен тебе, то он на столе в углу. Правда, вырванные страницы уже не вернуть. — Мэлоу жестом указал на стол.
Эрик увидел свой дневник, но сейчас он его не волновал:
— Ты был всегда один? — Эрик посмотрел на Мэлоу прямо в его сияющие глаза. — У тебя не было родителей?
Мэлоу посмотрел на свою чашку, и она медленно начала наполняться жидкостью сама по себе, будто по волшебству.
Мэлоу произнес:
— Однажды ко мне пришла женщина. Пришла сама, потому что так ей захотелось. Она была не из вашего мира. И она была очень красивой. Она сказала мне, что приходит ко всем, когда настает время. Когда-нибудь она придет и ко мне. Но в тот день она сидела в этом самом кресле, и мы пили какао. Как сейчас пьем его с тобой. Она похвалила мой замок и сказала, что я изрядно постарался, создавая его. Хотя я не помню, чтобы приложил к этому руку. Замок всегда был тут. Точно помню, что прочитал о нем из дневников. А еще я прочитал про игрушки, машины и так далее. Все предметы, которые я захочу, появляются у меня, точно выпрыгнув из страниц дневников. Так я познаю ваш мир. Однако, сколько бы я не читал о радости первого снега, но настоящий снег так и не появился в моем мире. Но я не расстраиваюсь. А еще в тот день загадочная женщина рассказала мне о моих родителях. Об ангелах и о том, как все устроено.