Сознание пронзило острой режущей болью. Едва не свалившись с бревна, служащего скамейкой, я дотянулась до Харальда.
— Вставайте. Рядом чужие.
Оказывается, он тоже не спал.
— Это не чужие. Это другие. Они здесь такие же чужие как и мы. Фрези, Сандра, подъём.
Я сидела, скривившись от ощущения иности находившихся где-то рядом существ. Они походили на людей, но в то же время были бесконечно разные с нами. И они приближались. Я чувствовала их бесстрастное отношение к убийству других и столь же бережное — к собственной шкуре. Это как-то проистекало из их сущности, но я не совсем понимала, почему. Но самосохранение сделало их отличными партизанами. Они крались к поляне бесшумно и быстро, не подозревая, что их уже ждут. Быстро соорудив из плащ-палатки подобие спящего у костра человека, Харальд и Фрези забрались в танк, в котором ковырялись Олег и Славик. Олег резво выполз наружу, огляделся, схватил не совсем проснувшуюся Сандру за руку, махнул мне. Через две минуты мы сидели под бронёй. Вскоре в оптике появились примерно два десятка фигур, мягко шагающих среди деревьев. Я предполагала, что при желании их можно накрыть всех разом, но коротко зашипела связь, Харальд сказал:
— Пусть поближе подойдут. Хоть рассмотрим, кто это.
Его пальцы плавно повернули какой-то регулятор, картинка, подёрнутая лёгкой зеленцой, приблизилась. С виду люди. Но их ненашесть я ощущала даже под толщей брони. Одеты, как это называется, по-походному. Короткие подпоясанные куртки, почти облегающие штаны, высокие сапоги с ременными застёжками. И вооружение — у кого прямой узкий меч, у кого сабля сбоку, почти у каждого луки с причудливо выгнутыми плечиками, или как это правильно. Длинноволосые. Среди них было семь или восемь женщин, насчёт одной особи я не могла сказать уверенно. Но все поголовно выглядели какими-то… утончёнными, что ли?
Эти "лесные братья" шли быстро, но сторожко — постоянно осматривались и оглядывались. Расстояние уменьшилось метров до сорока.
— Хватит, — негромко сказал Харальд. — Пугнём.
Он тронул какой-то пульт, картинка сменилась. Теперь точка обзора была выше. Глухо взвизгнул невидимый привод, короткая очередь эхом отдалась в корпусе. Прямо перед группой этих партизан-металлюг вспыхнули попадания крупнокалиберных пуль, взлетели фонтаны земли.
Они замерли в нелепых позах, не хуже, чем в "Ревизоре" в финальной сцене. Картинка была ещё та. Вдруг кто-то из шедших упал на одно колено, схватившись за живот. К нему кинулась светловолосая женщина.
— Что это с ним? — я пыталась что-нибудь рассмотреть на маленьком мониторе.
— Может, осколок. Калибр-то как у противотанкового ружья. Ничего, это не смертельно для человека. Вот прямое попадание, тогда кранты.
— Для человека… — эхом повторила я. Через открытый люк был слышен быстрый мелодичный говор. Спор?
— А это кто, по твоему?
Я сидела в чаше кресла, лихорадочно прокручивая одну невероятную мысль за другой. А использовала совсем уже безумную…
Где-то на Грани. Первый день после перехода. Утро. Харальд
Марина встала в кресле и из-за поднятого бронещита люка крикнула:
— Daro! [1]
Я не знал, на каком языке она обратилась. Но некоторые из незваных гостей посмотрели на нас. А кто-то даже ответил.
— Почти не понятно. Вроде требуют разговора со старшим. Nerat heko, mino harve lelia! Ar nis.
— Что ты им сказала?
— Чтобы подошли только этот подстреленный и женщина.
— Правильно.
Двое отделились от прочих, похоже, что этот раненый слабел на глазах — за пять метров до танка он просто висел на плече спутницы.
— Ava pilinle! — рявкнул я по подсказке Марины. Не стрелять, мол. Взял аптечку, автомат и вылез наружу. Утро считай что началось, вот-вот из-за горизонта должно было появиться солнце.
— Фрези, идём. Тут твои умения потребуются.
А подстреленный тем временем казался совсем плох, хотя крови потерял мало. Тёмно-красное пятно, расплывшееся на рубахе, было чуть больше ладони в диаметре.
— Марина! Скажи, чтобы уложила его на плащ-палатку.
Она сказала. Коротко, но женщина поняла. Осторожно, поддерживая за плечи, опустила раненого на пятнистую ткань. Я вспорол ножом пропитанный кровью лён, открыв мускулистый подтянутый живот.
По нашим меркам рана была вообще пустяковая. Небольшой кусок оболочки пули пробил плотную кожу куртки и на пару сантиметров погрузился в плоть. Но этот товарищ уже еле дышал.
— Ишь нежный какой… — буркнул я. В аптечке был бутылёк со спиртом, в бардачке Олеговой машины нашёлся радиотехнический пинцет. Фрези протёрла кожу вокруг раны и приготовилась разжать сошедшиеся края разорванных мышц.
Марина что-то сказала, женщина положила руки на плечи оказавшегося хилым "партизана", чтобы придержать его, если начнёт брыкаться.
— Давай.
Фрези резко запустила вымытые спиртом пальцы в рваный разрез, потянула за края, я прицелился и с первого раза поймал запутавшийся в перебитый мышечных волокнах осколок.
— Поймал. Держите его!
Пациент чуть ли не зашёлся в припадке, когда я стал доставать пинцетом кусочек металла. Наконец он показался над краем, я дёрнул и вынул его. Парень захрипел.
— Заделывай его. Тут вон и клей специальный есть.
В комплекте танковой аптечки оказался и новый медицинский клей, скрепляющий ткани и потом рассасывающийся. Фрези быстрым движением стёрла набежавшую кровь, засунула кончик тубы в рану. Клей слегка вспенился, подобно строительной заделке, и надёжно запечатал пробоину.
— Kuileve, — сказала Марина. По интонации я сообразил — это значило что-то вроде "жить будет" или "выживет".
Женщина какое-то время молчала, смотря на всё это, а потом сказала, обращаясь к Фрези:
— Hannad.
— Да ладно… — машинально ответила подруга.
Женщина, на вид ей было около тридцати, поправила сбившиеся на лицо длинные золотистые волосы, обычным движением откидывая их назад.
У неё были изящные, чуть заострённые кверху уши. А мне смутно вспомнилось, будто в британских легендах упоминается непереносимость железа или каки-то его сплавов.
[1] — Стоять! — здесь и далее синдарин.
Первый день после перехода. Вечер. Фрези
Братания, однако, не случилось. Слишком мы были разные, люди и эти существа, к которым как нельзя более подходило земное название "эльфы". Да и сами себя они называли не то "альвар", не то "айфар", я не могла ни точно разобрать, ни воспроизвести этот звук. Но хоть не чурались друг друга. Правда, один кадр довольно бесцеремонно пялился на Сандру, даже трогал её волосы, а уж в глаза смотрел как модница на своё отражение в зеркале. А потом что-то спросил.
Марина, подумав, перевела:
— Он предполагает, что твоя бабушка была близка с кем-то из его народа.
Сандра на миг застыла, и вдруг выдала такой поток изысканной итальянской брани, что даже мой, мастер загнуть при надобности по-морскому, удивлённо покачал головой. Сандра густо приправила свою экспрессию католической терминологией и биологической изощрённостью; и хотя я разобрала только что-то вроде "конья де ла вирхен путана Мария", было понятно, что она перебрала всех родственников этого кадра по обоим линиям, послала их всех и его самого и так и этак и по всякому.
Эльф долго стоял с открытым ртом. Захлопнув челюсть, он с уважением поклонился Сандре, выдал не менее длинную тираду и пошёл к своим. Костра они не жгли, просто сидели тесной кучкой.
— Что он сказал-то? — спросила Сандра.
— Ну, я толком слов десять разобрала. Можно сказать, что он очень удивлён неожиданной для людей… как это… моральной устойчивостью или чем-то в этом роде. Сложная специфическая терминология их этики. Язык здорово отличается от того, который я знаю. Хотя я и не очень-то надеялась, что вообще смогу с ними договориться, так, интуитивно ляпнула что первое в голову взбрело.