Половинка мандарина, две дольки горького, концентрированного шоколада. Несколько глотков из фляжки. Этого должно хватить на два-три часа. Неизвестно, где здесь какие стороны света. Самого-то света почти не было, вместо него под плотными тучами стояло какое-то колышущееся свечение, будто близкое море испускало это полуживое тусклое сияние. В клубящихся, постоянно толкущихся низких облаках фиолетово-коричневого оттенка не было ни единой прорехи, но даже далёкие, изломанные вершины у самого горизонта я видела отчётливо.
Я решила, что лучше всего будет пойти вдоль берега. Может, мне повезёт, и я найду людей. Или какое-то укрытие. Или хоть что-то, способное помочь мне здесь. Снежный песок взвихрялся от шагов и быстро оседал. То ли мне показалось, то ли по берегу моря и вправду шла тропа. Я не поленилась вернуться и обследовать склон, по которому поднималась от моря. Там не было ничего.
Кто знает, как идёт время здесь, но по моим часам прошло час сорок, когда я, придерживаясь тропинки, вышла к устью небольшой речки, метров пять-шесть в ширину. Здесь было намного меньше снежного песка, он прилетал редкими морозными крупицами и тускло белел на склонах оставшегося позади мыса. И по прежнему ни деревца, ни травинки, только обкатанная морем тёмная галька на берегу и щебёнка подальше. Булыжники, скалы, целые хребты такого же безжизненного камня. Я склонилась над речкой. Быстрое течение цепляло мелкие камешки и песчинки, перекатывало их. Ни водяного мха, ни водоросляной ниточки. Мёртвый ручей.
Я перешла его метрах в ста от берега, у самого истока. Вода била прямо из-под скалы. Ещё через час поняла, что пора бы отдохнуть. Сев на подходящий плоский обломок, я достала мандарин и заметила на поверхности моря что-то движущееся. Быстро проглотив сочные дольки, я полезла вверх по скальным уступам. Раз видно с самого берега, значит рядом.
Слаженно перебирая вёслами, сюда шла небольшая ладья. Мачта, парус убран. Меня и так должны были заметить, но я сняла плащ и замахала им, крича.
Не знаю, увидели или услышали, но судёнышко немного изменило курс и теперь шло прямо ко мне. На носу, возле вытянутой фигуры, кто-то стоял. Я из книг помнила, что вроде бы место это позволялось занимать очень немногим… но мало как здесь? На всякий случай я приготовила автомат, сняв его с предохранителя и укрыв под плащом. Ладья приближалась. Уже можно было рассмотреть резную фигуру на штевне — сокол с расправленными крыльями. На носовой палубе стоял человек в сером или тёмно-зелёном плаще с капюшоном. В таком свете разобрать трудновато.
Сухо проскрежетала галька под килем. Фигура в плаще мягко спрыгнула на берег, едва дракар его коснулся. Под плотной тканью слева скрывался меч. Высокие сапоги с меховой отделкой, кожаные штаны, длинная приталенная куртка. Вроде бы она правильно называется "камзол".
Между нами было около шести метров. Лёгкое движение, не несущее никакой угрозы, капюшон упал назад.
Вот это да! Женщина. Во многом похожая на меня. Молодая, высокая, подтянутая, явно не тонкая модельная тростиночка. Но я — степная украинка, а эта, хотя и темноволосая, у нас выглядела бы вологжанкой или карелкой. Она смотрела на меня изучающее почти полминуты. Наконец что-то сказала на плавном, певучем языке. Послышались знакомые нотки из наречия эльфиек и я рискнула ответить на нём, благо изучила его достаточно хорошо.
Мне показалось, что даже гребцы повыглядывали из-за бортов. Женщина с почтением и достоинством отступила на полшага в коротком поклоне, как равной, открытым жестом показала на ладью:
— Прошу, госпожа.
— Меня зовут Фрези.
Едва я сказала эти слова, как ощутила, что имя, данное мне родителями, будто бы окончательно затёрлось. Нет больше Ирины Лаховой-Водопьяновой, есть только Фрези Грант.
— Как скажешь, госпожа. Поторопись, мы не можем здесь долго стоять.
Я повесила "Спектр" на пояс. От судовладелицы это движение не укрылось, как и выскользнувшие на запястье часы, когда я забиралась на борт.
Гребцы упёрлись в дно вёслами. Дракар сполз в воду и, развернувшись, пошёл вдоль берега к устью речушки. Черноволосая стояла совсем рядом. Чистая, ухоженная кожа, длинный ресницы, чёткая линия губ. Она и сама не из простых, точно. Но заговорить первой она не решалась.
— Не стесняйся. Я вижу, у тебя много вопросов.
Она задумчиво кивнула, слегка закусила уголок губ.
— Вопросов много. Позволь, я завершу то, для чего мы сюда прибыли… А потом, если получится, поговорим.
Здесь долетавшие порывы ветра вновь бросались снежным песком.
г. Степногорск. Военная база "Кречет". Харальд
Особист ждал нас на КПП базы, обосновавшейся на месте бывшего аэродрома. Он сел к нам в "Ханомаг" и показал на второй справа арочный ангар в ряду почти трёх десятков таких же, возведённых прямо на бетоне взлётной полосы. Внутренности огромного арочника были на три четверти заставлены самой разной техникой, на оставшемся месте плотными штабелями лежали ящики военно-полевого цвета.
Василий провёл нас в самый конец, где между разномастных машины стояли три ховера, вездехода на воздушной подушке.
— Вот. Новенькие. Ходят на спиртовых элементах, двигатели электрические. Ведро этанола на триста километров. Полурубка и борта бронированы, два слоя стали с прокладкой из кевлара. Выдержит крупнокалиберную пулю. Увезёт шесть человек и тонну груза, скорость около восьмидесяти по суше, шестьдесят по воде. Нравится?
Мы закивали. Девятиметровый катер-вездеход смотрелся не просто функционально — он был красив.
— И ещё. Сзади… — псайкер нажал что-то, склонившись в полурубку к щитку. Между двигателями поднялась ручная турель с незнакомого вида пулемётом или скорострельной пушкой небольшого калибра. Толстенький ствол длиной метр с чем-то, в кожухе, короткая ствольная коробка, рукоятка, приклад. И блестящий свежей металлизированной изоляцией кабель.
— Тоже на основе некоторых вытащенных из Зоны артефактов. Электроразгонная пушка. Восемь миллиметров, стальные снаряды с урановой иглой внутри, масса тридцать два грамма. Четыреста выстрелов в минуту. Пробовали сделать быстрее, но ствол тогда изнашивается на глазах. Упаковки вон в тех ящиках, шестой ряд, третья стопка. Ну и что присмотрите ещё. А я пошёл. Удачи.
За два часа мы навыбирали себе и оружия, и боеприпасов, и снаряжения. Загрузили транспортёры и свободное место в одном ховере, два других взгромоздили талями сверху на "Ханомаги", и вернулись к дому Элен.
Инвё и Эвис, остававшиеся здесь, встретили меня странными взглядами. Обе как-то молча и почтительно отошли с крыльца, хотя места пройти там хватило бы двум таким как я. Собираться нам было раз два и обчёлся, вещей у каждого ровно столько, что на себе унести. Михалыч, освоившись с лёгким управлением ховера, как ребёнок гонял на нём по короткой улице взад-вперёд, пугая рёвом винтов жителей окраины.
Я выходил из дома последним. Послышался быстрый топоток — Элен сбегала по лестнице. Остановившись в двух шагах от меня, она опустила взгляд.
— Нет твоей вины ни в чём случившемся. Тогда ты просто послужила проводником чьей-то воли… найти бы его и шею свернуть.
Последние слова я почти прорычал. Элен, избегая касаться меня, приблизилась. Я чувствовал на щеке её дыхание.
— Береги себя, — прошептала она и ушла, закрыв лицо руками.
Сев за штурвал второго ховера, я обернулся. У широкого крыльца, вновь невидимая для других, стояла Элен. Она кусала губы и, совершенно ясно, с трудом сдерживала слёзы. Ну и дела…
Отведя глаза, я пробормотал в гарнитуру:
— Поехали.
По словам особиста, за это время удалось обнаружить и взять под контроль ещё два устойчивых места, где были входы в Зону. Почти под контроль, как само собой разумеющееся, уточнил Василий. Он отметил на карте оба прохода. Поинтересовался, откуда у нас такая хорошая карта Зоны.
— От Чернова, говоришь… Загадочный тип. Последний раз его видели на разгроме колонны вот здесь, — Василий отметил точку карандашом. — Потом вроде бы он засветился у Ганса Барыги, но это не подтверждено. И той самой поры о нём ни слуху ни духу. Но примерно неделю назад одна наша разведгруппа запеленговала странные сигналы из логического центра Зоны, из этих вот секторов. Сигналы модулированные, но до сих пор к ним не подобран ключ. В общем, будет возможность, займись.